– Ты упомянул про семью… – робко нарушила я затянувшееся молчание. Эти слова почему-то давались мне с особым трудом, но я понимала, что если не спрошу сейчас, то уже не узнаю этого никогда. – Ты к ним так и не вернулся?
Он посмотрел на меня взглядом человека, который забыл, о чём шла речь, и не понимает вопроса, но затем его глаза наполнились бушующими водами ледовитого океана. Мне даже показалось, что в комнате повеяло морозом. С какой-то отчаянной мукой Штефан вновь обхватил моё лицо ладонями, на сей раз весьма ощутимо. Повинуясь внезапному порыву, он навалился на меня всем телом и прижался щекой к моей щеке. Я только ахнула от неожиданности и оцепенела, не зная даже, обнять ли его в ответ, или настала пора тщетно отбиваться.
– У меня была супруга, – услышала я тихий, будто бы даже нежный голос возле самого уха. – Она тогда носила нашего второго ребёнка. Старшей дочери было восемь. Я вернулся к ним уже не человеком, хотя до конца этого не осознавал, – пальцы Штефана вновь гладили мою шею там, где бьётся пульс. – Мои раны затянулись, и я никому не рассказал о том, как «умер» в Буде. Я не мог есть, не мог пить, и родные сочли это за смертельную усталость.
Когда Штефан говорил, его губы касались моей кожи: сначала мочки уха, потом щеки, ключицы и вновь шеи. То была ужасная нежная пытка для меня и голодная – для него.
– Когда мы легли спать, она обняла меня так нежно и отчаянно, точно хотела сказать, что никуда больше не отпустит, – продолжил мужчина с горькой усмешкой, и с каждой фразой его голос всё больше наливался сталью. – А я не мог заснуть. Безусловно, я радовался, что вновь их увидел, но чувство это было скорее в голове, нежели во всём похолодевшем теле, которое наполняло нечто новое, всепоглощающее, зудевшее на кончиках зубов и под кожей. Я пришёл к своей семье в самый разгар жажды…
У меня дрогнуло сердце, я уже не была уверена, что хочу слушать рассказ дальше, ведь никакого иного исхода мне не представлялось. Весь мой организм напрягся, но высвободиться из-под тела Штефана было невозможно. Я вновь ощущала ищущие губы и ловкий язык на своей шее, – его поцелуи были резкими, умелыми, похожими на покусывания, отточенные столетиями практики, но такими чувственными, что я не смогла сдержать тихий стон. Тогда пальцы вампира с силой стиснули мои плечи, я вновь застонала, но уже от боли, а поцелуи действительно превратились в покусывания, поначалу даже ласковые, но всё более настойчивые. Когда же мужчина болезненно прикусил клыками кожу на шее, в груди у меня птицей забилась паника. Мне показалось, что он теряет над собой контроль.
– Штефан, мне