писать код. И так далее. Но есть одна проблема, Эмми. Мы ее очень остро почувствовали именно здесь – ведь мы всего лишь малочисленная пока колония, и наши технические возможности ограничены, а этот мир был еще не благоустроен, как наш родной, нам пришлось начинать все буквально с нуля. Проблема в том, что не всем нам так можно – быть учеными или летать в космос. Потому что кто-то должен, например, разводить животных в хлеву и убирать за ними навоз. Кто-то должен лопатой копать землю, чтобы посадить цветы. Кто-то должен пахать землю и сеять зерно. Кто-то должен работать в шахтах и добывать руду. А никто не хочет этого, понимаешь? Я могу тебя познакомить с кем-нибудь из младших членов нашего рода, которым приходится этим всем заниматься. Скажи такому, что ты будешь ученым, и ты увидишь в глазах тех, кто работает в поле, в хлеву, в шахте – зависть. Черную зависть, Эмми. Не злость на тебя – не в этом смысле, конечно, ты же видишь, здесь все вам очень рады. Энки первый, кто посетил нас за все это время… Но – страшную зависть. Ты знаешь, что моей девушке приходится самой стирать нашу одежду? А я, чтобы разделить с ней такой труд, поначалу сам мыл посуду… Позже, увидев меня за этим занятием, одна из наших младших упросила меня, и теперь она за нами обоими моет… Не вручную, и стирка, конечно, тоже не вручную, автоматами, но все равно – белье, например, может постирать автомат, но его же надо потом развешивать на просушку… Да, самые младшие знают, что однажды у них родятся дети и они поднимутся на ступеньку выше… лет через пятьсот, если повезет. Сколько твой отец ждал своего первого ребенка?
– Восемьсот шестнадцать, – смутилась Эмми.
– Вот… Я ждал своего первого, Нергала, всего лишь триста пятьдесят шесть, и мне тогда завидовали все мои друзья и знакомые. А ведь у человека может родиться дочь, а ее в шахту или в хлев не отправишь… Так вот, Эмми, я люблю своих детей. Всех, и самых младших в роду не меньше, чем старших. Однажды, в самом начале, увидев, каково им приходится – причем, из-за меня в том числе, ведь это я предложил своему клану покинуть родную планету – однажды я сам целый год отработал в шахте. Ты не представляешь, Эмми, что это такое – год в шахте! – Энлиль внимательно посмотрел на нее. – Не представляешь, – он покачал головой. – Я теперь представляю. А ты знаешь, что некоторые из тех, кто работал в шахтах, умерли?
– Как это – умерли?! – с ужасом в глазах переспросила Эмми.
– Да, – кивнул он, – восемнадцать наших младших. Восемнадцать моих потомков умерли, Эмми! И я чувствую свою вину в этом. Хотя я и не виноват напрямую, у нас нет иного выбора, мы колонисты и с этим связаны подобные риски и издержки. Мы старались, как могли, облегчить их труд, они работали сменами по четыре дня в неделю, и каждый год ротация – второй год на менее тяжелой работе. Но все равно… Семнадцать из них погибли в шахтах при обрушениях, а один… просто умер, не выдержал. Ты знаешь, какая здесь тяжелая для нас атмосфера, особенно там, внизу, на равнине. Плюс тяжкий и монотонный труд, он убивает психологически. Попробуй быть приговоренной к шахте на тысячи лет… Тут и с ума сойти можно, а можно и вот
