Моё сердце застучало громче зубов. Имя, которое я так и не смогла произнести, легко слетало с губ Талиции.
Глаза защипало: замёрзшего лица коснулся рассветный луч. Ещё розовое новорожденное солнце поднималось над полями, знаменуя начало нового дня.
Выходит, я провела в хрустальной западне всю ночь. Едва не свихнулась, чудом выжила. Но сейчас вдруг захотелось туда вернуться…
Я вдохнула – рвано, со всхлипами и остановилась перевести дух.
Сколько боли может выдержать человек?
– Он… – голоса было не слышно, и я прочистила горло. – Он был здесь всю ночь? С тобой?
– Прости, прости, прости, – запричитала княжна Веллапольская, на свой лад понимая вопрос. – Он не мог нарушить традиций академии, а я… Я бы хотела прийти раньше, но долг велел мне остаться. Сначала на приёме, потом рядом с консулом. Того требовала ситуация и политика. Это моя обязанность как княжны. – Она тоже всхлипнула и затараторила без остановки: – Умоляю, Юна, прости! Первое впечатление очень важно! Моё представление Кирмосу обязано было пройти идеально. Ты должна понимать, ты же сама… Ой, – девушка поняла, что сказала лишнее, и осеклась. Прикрыла рот ладонью в белой кружевной перчатке и виновато вытаращила глаза.
Но я понимала.
Понимала всё и даже гораздо больше, чем должна была.
Когда-то светом души слепила маленькая Юна. Теперь же отважная маленькая Талиция разделила со мной мой позор, потому что была чиста, справедлива и мечтала нести в мир добро. Она не была мной, нет. Она была лучшей версией меня. И ещё – княжной. Гораздо более приспособленной к жизни рядом с Кирмосом лин де Блайтом. Практически созданной для него. Он был здесь всю ночь, рядом с ней, и это было лучшим решением консула Верховного Совета.
О, я прекрасно это понимала.
А ещё чувствовала.
Стыд за наивное малодушие и женскую слабость. Впервые за всё время мне было холодно настолько, что внутри ощущался не лёд, а жар. То самое горячее сердце, что спасло мне жизнь, сейчас разлилось раскалённой лавой по внутренностям. Пожар ревности и отчаяния выжигал меня изнутри, но не согревал, а опустошал. Как это мучительно, когда в тебе всё ещё остаётся любовь, но сгорает вера в её будущее.
– Ваше сиятельство, – подоспел Жорхе. – Мне запретили помогать вам. Позвольте…
Он легко подхватил меня на руки, почти сняв с несчастной хрупкой княжны.
– Я не сиятельство, Жорхе, – слабовольно промямлила я. – Я Юна Горст. И я хочу домой. Пожалуйста, отнеси меня домой…
Рассудок всё-таки помутился. Потому что я просила о несбыточном. Откуда Жорхе Вилейн мог знать, где теперь мой дом, если