Я только к мотоциклу, а зампотех батальона, мой непосредственный начальник, говорит:
– Виктора нельзя посылать. У него в роте шесть танков, пусть он их ремонтирует, а поедет Бобров – у них всего два танка. Виктор принимает два танка Боброва, а тот пусть едет.
Он отъехал километр от деревни, как налетели «мессера», его ранило в спину и в затылок, когда он отбегал от мотоцикла, и он ослеп. Мне говорят:
– Бери санитарную машину, отвези Боброва в медсанбат, а потом привезешь горючее и боеприпасы.
Я его везу, он очнулся, говорит:
– Где я? Что со мной? Почему я ничего не вижу?
Я ему соврал:
– Сева, ты перевязан, ранен в голову.
Довез его, сдал, организовал горючее и боеприпасы. Я же должен был быть на его месте! Он потом застрелился, не выдержал… Когда мне об этом сообщили, я закрыл глаза и подумал: «Что бы я сделал в такой ситуации?» Наверное, то же самое… Быть в вечной темноте, не видеть солнца, людей – это страшно.
Куревин Петр Васильевич
(Интервью Артема Драбкина)
В апреле 1941 года я был призван военкоматом и направлен учиться в Казанское танковое училище, которое только-только стало танковым. В июне выехали в лагерь, который находился в деревне Бориска, недалеко от Казани. 22 июня я был в наряде. Неожиданно нам дали команду – собраться в столовой. Собрались. Нам объявили, что началась война. Тут же провели митинг, на котором выступили начальник училища и комиссар. Надо сказать, что у нас была твердая уверенность в том, что мы быстро разобьем немцев. Но прошло десять дней, и Сталин выступил со своим обращением. У нас был курсант Шульман, из поволжских немцев, примерно через неделю после начала войны его отозвали из училища. По радио стали передавать тревожные сводки. Тут мы поняли, что все не так просто.
Обучение поначалу шло на танкетках Т-27. Там экипаж состоял из двух человек, а вооружена она была пулеметом. Помню, что очень тяжело поднималась крыша. Команды все отдавались флажками – радио не было. С конца 1941 года мы приступили к изучению иностранных танков, которые с ноября начали поступать по ленд-лизу. Сперва это были английские «Валентайн» и «Матильда», потом американские М3Л, «Генерал Ли», М3С. Учеба больше проходила в классе, на тренажерах. Разбирали и собирали пушку и пулемет, изучали, как обслуживать двигатель, ходовую часть, отрабатывали натяжение гусеницы. После Т-27 пересели на Т-26. Их заводить было тяжело. На рукоятку надевали длинную трубу, которую называли «взводный стартер». Командир становился у конца трубы, а остальные брались двумя руками и по команде начинали крутить. Учили нас на старых танках – ленд-лизовские берегли. Даже в Горьком, когда сформировали наш полк, нас вывезли на полигон и дали три штатных снаряда. Все! Вся подготовка!
Тем не менее преподаватели были просто замечательные. Они к нам в училище пришли из инженерных вузов – были высококлассными специалистами, которые очень хорошо готовились к занятиям. Такую дисциплину, как военная топография, в училище