– Валерия не стала бы нас отправлять, если бы не была уверена в успехе, – проговорила Эльвира, преисполненная верой в то, что говорила.
– В успехе нашей смерти? – Рей вскинул одну бровь.
Насупившись, Эльвира дернула подбородком. Она всегда так делала, когда готовилась произнести бравую речь.
– Мы Миротворцы. Мы должны выполнить свою работу любой ценой. Если кому-то придется отдать для этого свою жизнь – да будет так. Но от нашего успеха зависит будущее княжества. Поэтому перестань сомневаться во всем, сбивая остальных с верного пути.
– Я ничего не сказал, – заметил Рей.
– Ты всем своим видом даешь понять, что сомневаешься в приказе нашей княгини.
– А ты не сомневаешься?
– Никогда!
– Будет вам, – проворчала Майя, накручивая на палец локон темных волос. – Если что-то пойдет не так, вернемся. Но мы должны попытаться. Только вот думаю, нам стоит пойти втроем.
– Эй! – воскликнул Дикой, обиженно глядя на девушку. – Не смей вычеркивать меня! Да, я не люблю леса, но это не повод так грубо избавляться от меня!
Майя взглянула на Дикоя с тонкой улыбкой. Всем было очевидно, что речь шла не о нем.
– Я сам решу, идти мне или нет, – отрезал Рея, не дожидаясь продолжения.
– Ты ничего не решаешь, – процедила Эльвира. – Ты идешь, если таков приказ.
– Я решаю, потому что я главный. Плевал я на приказ, если это приказ умереть.
– Ты не главнее княгини!
– Да послушайте же, – Майя встала, став защитным барьером от назревающей потасовки между Реем и Эльвирой. – Рей, милый, прошу тебя, подумай хорошо. Ты сам говоришь, что это очень опасное место. Да мы и так все это знаем. Будет лучше, если ты останешься. Так безопаснее.
Рей закатил глаза, отвернувшись. Задергалась нога, выстукивая по полу неровный ритм. Узел шейного платка уперся в кадык, нарочито издевательски забивая очередной гвоздь в крышку его гроба. Этот год один из самых паршивых в его человеческой жизни. Все словно с цепи сорвались, то и дело напоминая, кем он стал.
Не то чтобы он смирился со своей участью, но все же смог адаптироваться. Да, он больше не могущественный демон, но все же он остался собой. Упрямым, жизнестойким и принципиальным. Умирать и сдаваться он не спешил. Первый год был самым сложным – сказывалась потеря не только себя самого. Тогда он потерял нечто большее, чем собственное естество. Ну, или нечто стоящее для него на одном уровне. Он потерял свою силу и свою любовь. Но справился.
И вот,