На чашечку зелёного листочка,
А Жизнь, остановив свои часы,
Даёт ему ещё пять лет в рассрочку.
Жизнь продлевает молодость и нам:
За просто так – за наше Созерцанье
И знанье многих трав по именам,
За каждый шаг, что сделан с восклицаньем!
– Какое чудо! Только посмотри!
Вот здорово! Как будто это снится!
Ах, как тепло становится внутри
От каждой перевёрнутой страницы
В романе незаконченного дня,
В котором столько ярких иллюстраций!
И Жизнь в нас жизнь вдыхает, нас храня,
И помогает юным оставаться.
За каждое несказанное «кыш»,
Не порванную в страхе паутинку,
За то, с каким почтением ты стоишь
И уступаешь муравью тропинку.
И что молчишь, дыханье затая,
И чувствуешь, как мир в ответ ликует…
Средь избранных есть ты, и вы, и я —
Все те, кто под собою ног не чует!
Летим с фоторужьём наперевес,
От междометий собственных охрипнув,
В такой – на том стихов похожий лес,
Где на ветвях висят сплошные рифмы!
И, раскрывая с изумленьем рты,
Под дудочку природы снова пляшем…
И этим поливаем мы… цветы,
В душе произрастающие нашей!
Цветы умеют размягчать сердца
Цветы умеют размягчать сердца,
И даже у людей суровых самых,
Примерно так, как их смягчают мамы,
Стирая слёзы с детского лица.
Примерно так, как тёплая ладонь,
Что на плечо согбенное ложится,
Как на рассвете пенье первой птицы,
Как нам в глаза смотрящий старый конь…
Цветы сердца умеют размягчать
И на кустах, и в крошечных букетах,
А иногда умеют превращать
Людей суровых в трепетных поэтов,
Нас учащих цветенье замечать,
Когда ещё не видно ни бутона,
И заглушать в сердцах и плач, и стоны,
А новые надежды возрождать!
Цветы смягчать умеют боль утрат
И незаметно заживляют раны…
Пронзителен их тонкий аромат,
Немного наркотический и пьяный.
Прозрачный и текучий, как слеза,
Когда в ушах звучит сердцебиенье…
К нам прямо в души смотрят их глаза,
В нас возрождая внутреннее зренье.
И видит бородатый взрослый внук,
Рассеянно коснувшись взглядом розы,
В ней очертанья бабушкиных рук,
Колючий куст укрывших от морозов,
Который вместе с ней он посадил
В светящийся благословенный полдень,
Когда ещё под стол пешком ходил.
И кажется, что вряд ли мог запомнить,
Как он уткнулся в фартук ей лицом,
В слезах горохом – безутешных самых…
И, вспомнив, ощутил себя мальцом
Под крылышком давно ушедшей