Александр Гауш. Березы. Чувашский государственный художественный музей.
Чебоксары. 1910-е
Николай Тархов. Арка Сен-Дени в Париже. Вятский художественный музей.
Киров. 1903
Николай Кульбин был создателем «художественно-психологической группы» «Треугольник» и организатором в марте-апреле 1909 и 1910 годов двух выставок, имевших название «Импрессионисты». Участники этих выставок, как и сам Кульбин, трактовали импрессионизм очень широко – в их понимании этот стиль то превращался в пуантилизм, то представлял собой некоторый вариант фовизма. Однако благодаря пропагандистской деятельности, которую Кульбин осуществлял в виде лекций во многих городах России, термин «импрессионизм» получил довольно широкое распространение.
Игорь Грабарь. В гололедицу. Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан.
Казань. 1908
Николай Милиоти. Кабачок. Астраханская государственная картинная галерея. 1900-е
Другим «объединителем» молодых авангардных сил был Давид Бурлюк. Обладая неуемной энергией и в буквальном смысле «нюхом на таланты», он собирал вокруг себя новаторски настроенную молодежь. Например, в студенте Московского училища живописи, ваяния и зодчества Владимире Маяковском Бурлюк открыл поэта. С Михаилом Ларионовым он сдружился в 1907 году и организовал с ним выставку под названием «Стефанос» («Венок»; декабрь 1907 – январь 1908 года). Тогда же Бурлюк познакомился с Александрой Экстер и вместе они открыли в Киеве в ноябре 1908 года выставку «Звено», ставшую триумфом неоимпрессионизма. Кроме Экстер и Бурлюка, а также его брата Владимира и сестры Людмилы, в ней принимали участие Михаил Ларионов, Аристарх Лентулов, Владимир Баранов-Россине и другие молодые художники.
Николай Кульбин. Мимоза. Частное собрание. Санкт-Петербург.
1911
К выставке была напечатана листовка, ставшая первым манифестом Бурлюка: «Голос импрессиониста в защиту живописи». В ней он писал: «Смотрят на Запад. Свежий ветер – мякинный дух Репина отпускает, лапоть передвижников теряет свою видимую силу. Но не Серов, не Левитан, не потуги на гениальность Врубеля, не литературные дягилевцы, а “Голубая роза”, те, что сгруппировались вокруг “Золотого руна”, далее импрессионисты русские, выросшие на западных образцах, те, кто трепетал, глядя на Гогена, Ван Гога, Сезанна, – вот надежды русской обновленной живописи!»
Ларионов в большей степени, чем кто-либо из начинающих авангардистов, был причастен к неоимпрессионизму. Об этом свидетельствует серия его анималистических картин-этюдов с изображениями волов,