– Проходи, раз боярич. – Отступили в сторону, освободили проход. – Мы тут за порядком присматриваем. Мало ли…
«Да-а, за порядком можно было и не присматривать!» – подумал, глядя на пустые комнаты, на летающий по воздуху редкий пух в спальнях, на рассыпанные по полу осколки битой керамической посуды в столовой и на кухне.
Это все, что осталось от былого имущества. И из дворни – никого. Все разбежались, как только про гибель родителей прознали. Еще и посадничьи людишки этому поспособствовали, когда пришли имущество описывать да изымать. Выгребли все, даже мебель успели до моего возвращения вынести. Осталась пустая коробка дома с голыми стенами, окна без занавесочек да кое-какое ношеное барахлишко в похожей на кладовую или гардеробную небольшой комнатке без окошек. На которое даже у посадничьих глаз не лег. Даже нормальной посуды не осталось! Только битая да выщербленная, на которую никто не позарился!
Откуда я это все узнал? Так нашлись добрые люди по соседству, рассказали, как тут дело было. Заглянули в гости, как только поняли, что хозяева в доме объявились.
Только кажется мне почему-то, что заглянули не просто так, а с целью выяснить мои дальнейшие планы, разузнать, что я намереваюсь делать и как жить собираюсь. Очень уж настойчиво они свои вопросы задавали, выспрашивали и расспрашивали. Пока я всех прочь не выпроводил, покоя не давали!
Выпроводил, вздохнул, на появившегося Данилу глянул. А он-то где умудрялся все это время прятаться? И еще одно: если соседи так быстро объявились, то и дворня должна скоро вернуться. А нужна ли она мне? Не знаю…
Стою посреди большой комнаты на втором этаже дома, в окно смотрю. Вид на реку из окна зашибенный! На противоположной стороне чуть выше по берегу знакомые стены Мирожского монастыря поднимаются, свежим тесом желтеют. Их сейчас заново отстраивают после недавнего набега. И справа от него тоже какие-то стены виднеются, только гораздо ниже по течению. Вроде еще один монастырь. И дома, дома… Дымят трубами. Много их умудрилось уцелеть на той стороне.
Опять же, кораблики разновеликие то вверх, то вниз по течению все время шныряют, людишки на них веслами машут или разноцветные паруса опускают-поднимают. Правда, разноцветных парусов на самом деле мало, в основном серые все они, даже какие-то с виду мятые.
Несколько дней из дома на улицу вообще не выходил. Нужно было отлежаться, чтобы окончательно залечить раны. Заживало на мне как на собаке, всем на удивление. Ну и требовалось впитать в себя информацию, для получения которой я бессовестно использовал Данилу. Парень теперь безотлучно находился при мне, ни на шаг не отходил. Подозреваю, что так ему самому было легче. Решил он, что я ему отныне кем-то вроде убитого брата буду. А я и не против, если откровенно говорить. Вон он какой здоровый!
Зато разобрался с остатками наследства. Да и разбираться особо не с чем было, к моему большому сожалению и одновременно к огромному облегчению. Иначе бы точно на незнании элементарного спалился.