На самом деле мы сегодня встретились, я тебя видел, ты постарел, ссутулился. Можешь лететь в Россию. Есть один фильм, где сын спрашивает отца: «В начале было слово. Почему, папа?»
– Но в чем я виноват? В чем я виноват?! В чем виноват!!!
Стоишь, кричишь и плачешь. В номере, где был мой сын, в городе, где есть мой сын, в беспокойных ночах, где всегда будет мой сын.
…Мы возвращаемся с рыбалки. «Ну что, мои огурцы, наловили? – спрашивает жена.
Я пошел на причал. Походкой собаки, которой наплевать на дождь, которая бредет себе под дождем по причалу. Так легче пережить печаль, проще чувствовать свое одиночество. Оттуда я посмотрел наверх, он стоял там. Стало быть, встретились.
«Медлительной чредой нисходит день осенний,
Медлительно кружится желтый лист,
И день прозрачно свеж,
И воздух дивно чист…».
Помнишь, я читал тебе Блока, а ты бегал вокруг деревьев?
А осень была за дверью. За скрипящей дверью, которую сколько ни смазывай, она все равно скрипит. Она, осень, за дверью. Пришла, подкралась, причем, презирая лужи, которые не знают, куда им деваться в холода. И ты уже не угадал с одеждой. Прибежал домой, замерз, скорее чаю, скорее отмотать время к лету.
Летом гнал велосипед по лесной дороге, всматривался в каждое дерево, каждый лесной просвет, – запомнить на период холодов, до следующего лета. И возмутиться на себя.
А еще у нас с тобой была Ведьмина деревня, Дуб – шептун, Тайное дупло гномов, и яма, заросшая травой, над которой мы гадали, откуда она взялась.
Сколько пройдено в том дремучем лесу, какая же там была прохлада, а еще сенокос, грибы, костры и… лесные вечера до темноты, до черноты, когда все, уставшие от покосов, любят о чем – то поговорить. Помню, ты все допытывался, как звезды держатся на небе и о чем стрекочут сверчки.
В те звездные ночи мы с замиранием сердца смотрели на небо, мечтали. Наше теплое небо мы сравнивали с морем, которое где – то без нас шумит прибоем, – как далеки те берега!
Почему летом не вспоминается весна? Просто в голову не приходит весна, островки снега под солнцем неугомонной весны. Помнишь, сынок, как они торчали…, а чтоб добраться, воды в сапоги надо было набрать.
И вы, стайкой детей, прибегали домой, звенели крикливыми голосами – вытаскивали из сапог ноги, а потом переворачивали сапоги, а оттуда вода струей. Топали по полу, оставляя мокрый след. И получали запрет на следующую встречу с весной, пока не просохнут штаны и сапоги.
«Пи – пли – пли! Пи – пли – пли!» – капель решительно отстукивала срок течения весенних талых вод. Ты услышал тогда эти звуки и бегал, наговаривая себе под нос: «Пи – пли – пли! Пи – пли – пли!» Но тебя уже не выпускали.
Зима. Зимой мы не ждали весну, и тогда она незаметно подкрадывалась.
Зиму помню в подмосковном пансионате. Мы вернулись с лесной лыжни. Наши лица еще горят после мороза, но я уже рвусь туда, где стоит старый журнальный столик, – сейчас мы встретимся, – я, несущий идею