Примерно тогда я и заподозрила, что мир несправедлив, и с такими вот сияющими субъектами меня разделяет пропасть.
Доставшее всех мероприятие подходит к концу, Артём под бурные овации возвращается к классу, и всех нас строем ведут в храм науки. Плетусь в хвосте колонны и осматриваюсь: стены в коридоре приобрели тоскливый серый оттенок, резкий запах краски застревает в носу и, пожалуй, больше здесь ничего не изменилось.
Одноклассники с грохотом отодвигают стулья и рассаживаются, выбирая соседа по уровню интеллекта или месту в пищевой цепочке. Галерка свободна, и я стремлюсь поскорее ее занять – отсюда открывается отличный обзор на затылки и спины, и нет необходимости отвечать на докучливые расспросы или едкие замечания.
Но тут, на беду, меня обнаруживает классная, вместе с ней прозревает и остальная «общность»:
– Кузьмина… Здравствуй!
– И вам не хворать…
Слишком поздно понимаю, что проявила неуважение, но вздох Татьяны Ивановны тонет в искрометном (нет) юморе Вовочки Боброва и Паши Савкина:
– О, Кузя. А где твоя штукатурка? Не выдержала веса и осыпалась?
– Аккуратнее, братан: она бьет с левой. Как бы тебе в глаз не прописала.
– Да не, она смирная, когда пьет таблетки. Кузя, ты же не забыла их принять?..
Два идиота, считающих себя великими стендаперами, стукаются кулаками, и к потолку возносится их похожий на блеяние смех. Я скриплю зубами, но мило улыбаюсь, изображая, что шутка зашла. С сегодняшнего дня я другой человек: положительный, рассудительный и спокойный – под стать блузке и банту.
Артём вертит головой, пару секунд оценивает обстановку, и до меня вдруг долетает его до мурашек приятный, бархатный голос:
– А с тобой мы еще не знакомы. Как тебя зовут?
Он обращается ко мне, но не узнает. Или делает вид, что впервые видит. Снисходительно ждет ответа, но горло словно залили оловом. В повисшей тишине раздается противный мышиный писк, источником которого являюсь именно я:
– Не… Нелли…
– Как? – прищуривается он, и Милана, сделав невинные глаза, переводит:
– Нельма.
Все снова противно хихикают и в ожидания шоу поджимают губы.
Это прозвище намертво приклеилось к моей персоне в том же злополучном пятом классе, когда учительница, не подумав о последствиях, поручила мне доклад по окружающему миру на тему морских рыб. Потом нельма трансформировалась в щуку, в селедку, в рыбу-ведьму и наконец просто в ведьму, и я бы все отдала, лишь бы Артём этого не узнал.
– Очень приятно, Нельма… – кивает он, приняв слова Миланы за чистую монету, и дружный хохот едва не выламывает оконные стекла.
Новенький недоуменно таращится на ребят, а я умираю от досады и невыносимого, сжигающего