Но дольше всего горел огонёк над широким крыльцом школы. Ребята давно разошлись по домам, а за освещёнными окнами второго этажа, уютно сдвинув кресла, тихо, по-семейному, беседовали учителя со своими бывшими питомцами.
– Воображаю, как вы там мёрзли! – с тревогой говорила старая учительница, которой всё ещё помнились эти мальчики такими, какими они пришли к ней в первый класс, держась за руки своих матерей.
– Да там не до мороза. Разотрёшь снегом уши, и опять ничего, – застенчиво поглядывая друг на друга, рассказывали молодые бойцы.
В одном из классов за партой сидел Алёша-снайпер. Его ноги не помещались под скамейкой, длинная фигура возвышалась над полированной крышкой.
Он любовно и тщательно оглядывал парту и с сожалением говорил:
– Тут у меня и буквы были вырезаны: А. М. Эх, другая парта, верно! Или краской затёрли…
Перед Алёшей стоял вожатый Митя.
– А ты, кажется, здесь вожатый теперь? – спросил Алёша. – Я ведь помню тебя. Когда мы уходили на фронт, ты был в седьмом, кажется?
– В седьмом, а теперь в девятом. Учусь! С ребятами воюю! – засмеялся Митя, присаживаясь на край Алёшиной парты.
– А что, трудный состав? – деловито осведомился тот. И, не дожидаясь ответа, серьёзно сказал: – Главное – дисциплина. Ты их, знаешь, сразу приучай. Дисциплина, брат, великое дело!
Он вскочил, прошёлся по классу и, остановившись перед Митей, щёлкнул пальцами:
– Сразу приучай! А то потом ох и трудно будет! Вот где я это понял – на фронте! Там, знаешь, с нами нянчиться некому.
Алёша присел рядом с Митей, указал глазами на дверь и понизил голос:
– Это здесь ведь учителя уговаривают, объясняют, прощают… а там фронт… война… приказ… Дисциплина – это всё!
– Точно! – решительно подтвердил Митя. – Ребят распускать никак нельзя!
Алёша посмотрел на него и вдруг расхохотался.
– По себе знаем, верно? Мы один раз тут такую штуку устроили!.. – с увлечением сказал он.
Перебивая друг друга, они стали вспоминать первые годы учёбы, свои проделки и шалости, учителей и строгого директора.
– Ух ты! Я его и сейчас побаиваюсь. А ведь чего, кажется, – добрейший человек!
– Алёша! Митя! – донеслось из коридора.
Глава 3
Семья Трубачёва
Отец Васька, Павел Васильевич, работал мастером в паровозном депо. Павел Васильевич любил своё дело. К паровозу у него было особое отношение. Большое ворчливое чудовище, выдувающее пар из своих ноздрей, казалось ему живым. В разговорах с Васьком он любил употреблять выражения: «здоровый паровоз», «больной паровоз».
Васёк запомнил рассказы отца:
«Стоит пыхтит, хрипит, тяжело ворочается. Ну, думаю, захворал дружище. Надеваю свой докторский халат, беру инструмент и давай его выстукивать со всех сторон…»
Васёк