Друзья кивнули, понимая уже, куда клонит пожилая женщина.
– Мужчина, и это испокон веку было так, защитник, добытчик, правитель. Женщина – мать, жена, верная подруга. А еще женщина – это нежность, мудрость, хранительница очага. Кого вам защищать, для кого злато-серебро добывать, если нет семьи? Кто будет охранять ваш очаг, воспитывать ваших детей и встречать вас на пороге дома? Мы не можем без вас, а вы не можете без нас, – Агриппина пососала мундштук трубки. – Боги, решив повеселиться, сделали нам бесценный подарок. Только пройдя через одиночество, а кто-то и через испытания, мы понимаем, что такое счастье. Редко кому из нас дается возможность встретить свою половинку, не пройдя через лишения и муки. И лишь избранным дано пронести это через всю жизнь.
Бабушка, поймав взгляд Герберта, кивнула на бутылку, тот послушно разлил ее содержимое по рюмкам и поднес свою рюмку к рюмке Павла, замер, ожидая, пока друг поднимет свою. Агриппина одобрительно пыхнула трубкой, а дождавшись, когда оба мужчины поднимут рюмки и посмотрят на нее, отрицательно качнула головой. Друзья выпили и синхронно потянулись к блюду с закусками.
– Вы оба встретили свои половинки. Пусть странно, через боль да желание проститься с жизнью, – женщина перевела пытливый взгляд на Герберта.
Павел, увидев, что Герберт отвел взгляд, а потом пусть нехотя, но кивнул, красноречиво поднял брови.
Агриппина между тем продолжила:
– А друг ваш еще ничего из этого не имеет. И вы оба знаете, что виноваты перед ним. Уводили его женщин, не считали его себе равным, насмехались над ним не один раз. А ведь он спас тебе жизнь, когда нес тебя, раненного, на себе, разве ты забыл это? – бабушка посмотрела на Павла. – Вижу, что не забыл, именно потому вы сегодня здесь. Вкусно едите, хорошо пьете, отмечая твое спасение, а его рядом с вами нет.
– Как спас, так и хотел забрать! – буркнул Павел и уже сам потянулся к бутылке.
– Выходит, ты вот так списал свой долг перед ним? – женщина впилась в Павла пронзительным взглядом.
– А ты, значит, бабушка Агриппина, хочешь сказать, что те пустоголовые девки, что так легко его предавали, выбирая нас с ним, – Павел кивнул в сторону Герберта, – и ложась с нами, а не с Алексом, были его половинками?
– А ты разве господь Бог, чтобы решать, кто из них была его половинкой, а кто нет? Тебе или, может быть, тебе, – бабушка перевела пронзительный взгляд на Герберта, – дано знать, каков путь вашего друга к счастью и обретению себя?
Друзья молчали, и пожилая женщина продолжила:
– То-то и оно, что не дано! Его путь самый извилистый и длинный. И не вам его судить. Сам-то, вот ты, мил человек, – Агриппина опять посмотрела на Павла, – скольких человек на тот свет отправил? Знаю, что не были они агнцами божьими, но разве ТЕБЕ дано было право их судить? Молчишь? Правильно! Молчи! Вот сидите вы тут, горюете, что друга потеряли, да его же проклятиями осыпаете, осуждая. А вы знаете, какие муки совести испытывает он?
– Не испытывает! – Павел попытался было возразить,