Гости ели и пили, благо столы щедрых хозяев всегда ломились от закуски и спиртного, танцевали до упада, затем, сбросив одежду, в чем мать родила отправлялись в парилку. Нажарившись до седьмого пота, ныряли в прохладный бассейн, вволю плавали там, а дальше делали что хотели: кто послабей, давал храпака, кто покрепче, уединялись парами в роскошных хозяйских апартаментах.
Тенгиз и Валя всегда оказывались в числе последних. Они буквально угорали от взаимного желания и могли заниматься любовью сутками напролет. Где угодно: в машине, в чужой спальне, в темном дворе дачного особняка и даже в туалетной комнате ресторана.
Немудрено, что утром, стоя над машинкой и нарезая колбасу, Валя пошатывалась от усталости и хронического недосыпа. Она заметно осунулась, румянец на ее щеках поблек, под глазами залегли глубокие тени, и только сами они сияли, придавая лицу особую красоту и манкость, несмотря на усталый вид.
Иногда Валя ощущала, как к горлу подкатывает удушливая, обморочная дурнота – вот-вот, и провалишься куда-то в зыбкую темень, – но такое случалось совсем редко и проходило, лишь только она принимала сидячее положение и делала пару глотков горячего чая.
Вера, глядя на подругу, насмешливо качала головой:
– Скоро совсем высохнешь от любви, одни кости останутся.
– Пусть, – беспечно махала рукой Валя, – зато буду как модель.
– Ты выспись хоть раз по-человечески, модель! А не то бросит тебя твой принц, другой цветочек свеженький найдет.
– Не найдет. Тенгизик мне преданный до самой смерти.
Верка иронически поджимала губы, крутила пальцем у виска, но послушно замолкала.
Валя и сама не могла понять, почему так уверена в Тенгизе – просто знала, что он без нее никуда, как и она без него. Знала, и точка. Она, не снимая, носила все его подарки: колечко с бриллиантом, купленное после их первой ночи, такие же сережки и тоненькую витиеватую цепочку с алмазным крестиком.
Тенгиз на Валю не скупился, к надвигающейся зиме приодел, приобул: купил дорогие сапожки, куртку финскую, белую, с пушистым мехом, яркий красный мохеровый шарф. Валя теперь и вправду ходила королевой: косу перекинет на грудь и выступает себе на тоненьких шпильках. Мужики, попадающиеся навстречу, шеи сворачивали, глядели вслед, а Вале и дела до них нет. У нее один свет в окошке – Тенгизик.
Тетка давно смирилась, перестала ворчать и пилить племянницу. Валя ей раз в две недели, с аванса и получки, деньжат стала подбрасывать, немного совсем, но Евгению Гавриловну это заметно обрадовало.
Вообще, свою зарплату Валя делила на три равные части: одну регулярно высылала в Ульяновск, другую откладывала на собственные