– Чего вы больше боялись – быть раненым, погибнуть или попасть в плен?
– Быть раненым в бою – это нормально. Все знали, что тебя могут ранить. Попасть в плен мы боялись. Особенно потому, что у нас была черная униформа, а всех тех, у кого была черная униформа, сразу же убивали.
– Русские использовали противотанковых собак, вы их видели или что-то слышали?
– Да, слышал, что у русских есть собаки, которые ложатся под танки, но я это рассматривал как сказку.
– Какое было моральное состояние немецких войск к зиме?
– Я должен вам сказать, что мы были уверены в том, что мы все делаем правильно. Мы были уверены в том, что мы ведем войну ради нашего отечества. В церквях молились за нашу победу, священники молились, чтобы Бог был с нами, а не с другими. Поэтому я больше не верю…
– Поражение под Москвой вы восприняли как временную неудачу или как поворот в войне?
– Как поворот в войне я его не воспринимал. Мы просто думали, что мы не рассчитывали на такой холод и на проблемы, связанные с ним.
В конце ноября 1941 года наши силы уже заканчивались, но мы все еще пытались овладеть Тулой. Перед городом была пологая долина, перегороженная противотанковым рвом. Сровнять его артиллерией было невозможно, потому что у нас не хватало боеприпасов, саперы подорвать его также не могли, поскольку любое движение машин или людей вызывало сильный огонь русской артиллерии и минометов. Разобрав деревенские дома, на корму шести или восьми танков саперы укрепили веревками бревна. На следующее утро эти танки на максимальной скорости должны были проскочить полтора километра, что отделяли нашу передовую от рва, развернуться кормой, экипажи должны были перерубить веревки топорами.
Так и получилось. Танки подъехали к противотанковому рву. Русские немедленно открыли огонь из всех имеющихся у них орудий. Скоро мы перестали что-либо видеть, земля тряслась, каждый танк был окружен взрывами, дымом и огнем. Это был ад! Один из танков с бревнами свалился в ров, но остальные сбросили свой груз так, как это было задумано. Танки второй и третьей волны переехали через ров по проложенному настилу и вышли к высотам прямо перед городом, за ними шли гренадеры на бронетранспортерах и мы на танках Pz-II.
Я поднялся на высоту и увидел красные тормозные огни городского трамвая. В этот момент по нам попали. Танк сразу же загорелся, я успел выскочить, а водитель и радист сгорели, не успев покинуть танк. Выскочив из танка, я получил ранение большим осколком мины в ногу, а через короткое время еще пять осколков в бедро. Маленький осколок попал мне в правый глаз, я его не заметил, его мне удалили только в госпитале в Германии. Вскоре подошли санитары и вытащили меня с поля боя, а после обеда меня с еще тремя ранеными товарищами отвезли на главный перевязочный пункт «Ясная поляна». Там меня прооперировали и после операции положили во флигеле. Неожиданно прилетел русский самолет и обстрелял дом, несмотря на вывешенный флаг с красным крестом. На следующий день нас в заполненных соломой