И глажу растрепавшиеся локоны твои, шепча ложь (то есть это мне казалось тогда, что ложь) слагая невнятно нехитрые обещания для того, чтобы сохранить нам счастливыми хоть вот эти последние миги жизни:
– Не бойся… Бог защитит нас… Он слышит молитву наших сердец сейчас… ничто не сможет разлучить нас… дыхание мое… кровь моя… отрадушка моя ненаглядная…
Зазубренные жвалы охватывают с боков и – стискивая – ломают ребра. Один за другим два щелчка-предвестника нестерпимой боли чувствует плоть.
А дух мой счастлив сейчас – я хоть перед жуткой кончиной успел и смог, наконец, произнести добрые слова, на которые почему-то дикарски скупился прежде…
Боль смертная оглушает молотом и размазывает сознание по вселенной…
Но в следующий миг ощущаю…
блаженство?
покой?
свободу?
нет человеческих слов описать посмертное ощущение покойно-блаженнейшей ВСЕСВОБОДЫ… (так вот чего лишаются самоубийцы, предпочитая белейшему великолепию Ангела – черный ход…)
о человек! ты называешь свободою состояние, которое не стояло и близко к тому блаженству, которое тебе уготовал Бог…
это – Океан…
это избавление воплощенного от любых всех и всяческих ограничений – цепей, с которыми он так сросся, что при жизни не замечает…
это…
никаким человеческим словом нельзя поведать
что
такое
СВОБОДА…
Но вдруг я сознаю, что сие величайшее откровение-преставление… только померещилось мне.
Чудовище всего лишь сломало мне пару ребер своими жвалами.
А позвоночник-то цел! И даже как-то могу шевелить руками, хоть и при этом – да, очень больно…
Оглядываюсь. Мятежническая боевая стрекоза опять высоко.
И направляется почему-то к пылающей, неистовствующей огнем свече-башне. Описывает судорожные круги, становясь то ближе к беснующемуся факелу, то отшатываясь.
Но эта дерганая спираль сужаются… Впечатление, как если бы чудовищем управляли, пытаясь его сберечь, – но своенравная тварь противится управлению…
И вот она совсем уже близко ко снопу пламени. Россыпью бенгальских вспышек преображаются лопающиеся слюдяные крылья. Беспомощное теперь чудовище падает в огнедышащую вершину башни. Поток раскаленного воздуха отталкивает нелепое дергающееся тело-стек, но оно цепляясь уцелевшими лапами за раскаленный кирпич ствола медленно ползет вверх.
Карабкающиеся лапы отлетают одна за другой, пожигаемые огнем из окон. И все же жалкий дракон всползает и взгромождается в самый факел, в дикое ослепительное сиянье жестокой смерти.
И вот чудовище