– Заткнись, заткнись! – кричу я. Мне нужен массаж. Меня всю трясет, и я боюсь следовать плану.
– Что-то не так, миссис Беатрис? – спрашивает Аннунциата, пришедшая отвести меня в Морскую комнату.
Она что, прочитала мои мысли или я говорила вслух? Не могу думать. Туман в мыслях слишком густой. Но тут слова все же находятся.
– Все в порядке, – отвечаю я. – Я готова.
Аннунциата отводит меня вниз по лестнице в комнату с поблескивающим светом: массажистка уже разложила свой стол. У нее волосы цвета ржавчины и квадратный подбородок.
– Доброе утро, миссис Рочестер. Меня зовут Бренда. Как ваши дела? – От света из больших окон у нее появились лимонные веснушки. Я складываю ладони вместе, точно в молитве. Массажистка делает то же самое. А затем, встряхнув, распахивает белое полотенце, чтобы я завернулась в него. Но мне незачем прятаться. Развязываю пояс халата, который шелковой лужицей растекается по полу, и ложусь лицом вниз на массажный стол.
Белое полотенце накрывает меня сверху. Бренда предлагает мне понюхать бутылочку:
– В этом лосьоне два основных масла: кориандр и горький апельсин.
Вдыхаю съедобный запах. Во рту пересохло, точно в пустыне.
– Вам нравится, миссис Рочестер?
– Да, спасибо, – с трудом нахожу я слова.
Веки тут же опускаются, точно жалюзи, когда прохладная жидкость льется на плечи и вниз по позвоночнику, а умелые пальцы начинают разминать тело. Полотенце поднимается, я переворачиваюсь на спину, и меня снова укрывают. Больше масла – и Бренда переходит к моим ногам, таким необыкновенно длинным: сейчас я мурлычущая кошка. Массажистка разминает, гладит, вызывая приятные ощущения, начиная с подъема стопы.
Снаружи слышится голос: это парень в золотых очках, который теперь для нас готовит, выговаривает что-то одной из собачонок.
Он вышел с кухни, – шепчет Мария Магдалина. – Быстро туда!
Нет. Мне слишком приятно…
Шевелись, глупая курица!
Я сажусь, сбрасываю полотенце и спрыгиваю со стола.
– Довольно.
– Но мы еще не закончили. Вы передумали? – Голос Бренды дрожит, она боится, что ее больше не позовут.
Подхватываю халат и накидываю на плечи, чувствуя, как волнами накатывает ее беспокойство.
Торопись, Беатрис!
Быстро бегу вверх по ступенькам, сердце испуганно колотится. Останавливаюсь перед дверьми кухни и старательно прислушиваюсь, но, кроме посудомоечной машинки и скрежета когтей собаки, больше никаких звуков нет. Захожу, и собачка виляет хвостом при виде меня. Гермиона. Та, с протезом вместо ноги.
Мой тюремщик искусен, он дал ей новую ногу. Он хочет, чтобы все считали его очень добрым. Я прохожу мимо Гермионы и дергаю за ручку ящика, в котором хранятся ножи, но он не поддается, даже когда я тяну изо всех сил. Заперт накрепко. Как и все ящики и шкафы – все заперто.
Твой тюремщик теперь прячет острые