Дома, в Калькутте, Отец убедительно попросил меня сдержать свои порывы к странствиям хотя бы до окончания школы. В ожидании моего возвращения он все с любовью продумал и договорился, чтобы святой пандит Свами Кебалананда[32] регулярно приходил к нам.
– Этот мудрец будет твоим учителем санскрита, – уверенно заявил мой родитель.
Отец надеялся, что наставления ученого философа удовлетворят мою религиозную тоску. Но все произошло с точностью до наоборот: новый учитель, подпитывая мой ум философскими речами, раздул тлеющие угли моего устремления к Богу. Отец не ведал, что Свами Кебалананда – прославленный ученик Лахири Махасайя. У несравненного гуру были тысячи учеников, негласно привлеченных к нему божественным магнетизмом, перед которым невозможно было устоять. Позже я узнал, что Лахири Махасайя часто называл Кебалананду риши, или просветленным мудрецом.
Привлекательное лицо моего наставника обрамляли пышные кудри. Взгляд его темных глаз был бесхитростным, простодушным, как у ребенка.
Все движения его хрупкого тела были полны вдумчивой неторопливости. Всегда нежный и любящий, он прочно укрепил в себе бесконечное сознание. Вместе мы провели множество счастливых часов в глубокой Крийя-медитации.
Кебалананда был известным знатоком древних шастр[33] и священных книг: его эрудиция принесла ему титул «Шастри Махасайя» – так обычно к нему обращались. Но под его руководством я не добился каких-либо заметных успехов в изучении санскрита. Я искал любую возможность уклониться от изучения скучной грамматики и поговорить о йоге и Лахири Махасайя. Однажды мой наставник оказал мне услугу, рассказав один случай из собственного общения с мастером.
– Мне выпала редкая удача провести рядом с Лахири Махасайя целых десять лет. Каждую ночь я совершал паломничество в его дом в Бенаресе. Гуру всегда находился в маленькой передней гостиной на втором этаже. Он сидел в позе лотоса на деревянном стуле без спинки, а его ученики рассаживались полукругом перед ним. Его глаза сверкали и лучились от Божественной радости. Они всегда были полузакрыты, вглядываясь через внутреннюю телескопическую призму в пространство бесконечного блаженства. Гуру редко говорил подолгу. Иногда он задерживал взгляд на каком-либо ученике, нуждающемся в помощи, и тогда из его уст, подобно лавине света, лились исцеляющие слова. Неописуемый покой расцветал во мне от одного взгляда учителя. Я был пропитан его ароматом, как будто исходящим от лотоса бесконечности. Сама возможность просто находиться рядом с гуру, пусть даже мы по несколько дней не обменивались ни словом, уже кардинально изменила меня. Если мне по какой-то причине не удавалось достичь необходимой глубины концентрации, я медитировал у ног гуру. Тогда мне без труда удавалось проникнуть