послами, с которыми они и станут толковать. Наконец Ганделиус сказал, чтобы послы объявили ему последний отказ, а больше уже он на съезд не будет, поедет к государю своему и все неправды и бесчестье, оказанное ими, послами, цесарскому маестату и ему самому, что они его задерживали и тем его бесчестили, все государю своему расскажет, а государь его за свое бесчестье сам станет; литовские же послы перед московскими во всем правы, сделали его, посла, у себя третьим и хотят через него узнать от московских послов, как они согласны мириться, а те ему ничего не объявляют. Воротынский отвечал, что они переговаривать о мире готовы, тогда Ганделиус сказал: „Теперь бы говорить о том, как королевича в записях закреплять, чтоб право его по гетманскому договору и крестное целованье не нарушено было; до перемирных лет короля и королевича они закрепят, что им войны не начинать, а после перемирных лет право королевича вцеле и ненарушимо было бы; да северских бы городов всех поступиться в польскую сторону да к Смоленску городов Смоленского княжества – Белой, Дорогобужа, Торопца со всеми уездами, как замирено было между королем Казимиром и великим князем Васильем Васильевичем; заплатить деньги польскому войску и на этих условиях заключить перемирие на полтора года“. Воротынский отвечал: „Мы согласились заключить мир между землями, а теперь ты говоришь, что литовские послы хотят писать о ненарушении гетманского договора? Это опять они начинают новое безмерье“. Ганделиус уехал с сердцем. Получив об этом донесение, царь отправил послам своим образцовые грамоты, как заключить перемирие: „Божиею милостию великого государя (следует титул) бояр и всех думных людей и всего великого Российского царствия великие послы (имена) съезжались с такими-то послами и говорили“ (следуют обвинения полякам), потом: „Учинили мы между великого государя Михаила Федоровича великими Российскими государствами и между великими же государствами – Короною Польскою и Великим княжеством Литовским перемирье“. Понятно, что польские послы никак не могли согласиться на такую форму, ибо им прежде всего нужно было, чтоб имени нового царя московского не упоминалось. Воротынский прислал в Москву за разрешением еще нового затруднения: Гонсевский говорил, что Михаил Федорович королевичу Владиславу крест целовал, и они, послы, сказали, что не целовал. Царь отвечал: „Вы Гонсевскому отказали не подумавши: и так литовские послы пишут, будто великий господин отец наш Московского государства нам подыскивал и домогался; а только о том объявить, что нас бог соблюдал, креста королевичу не целовали, то литовские послы за то и больше начнут стоять и себя оправдывать, а на отца нашего станут взводить, что он нам государства подыскивал и от того нас соблюл, что мы королевичу креста не целовали: и вам бы на съезде послам говорить, что мы королевичу крест целовали, и то делалось судьбами божиими“.
28 января был последний съезд. Приехали литовские послы, не все только, и Ганделиус, требовали перемирия на условиях,
