Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения. Нестор Котляревский

была эта страсть, рано в нем проснувшаяся[4] и дорогая ему, несмотря на все разочарования. Лермонтов был искренен, когда говорил о силе и благотворном влиянии этой страсти. Действительно, его рассудок, разлагавший все чувства, имел менее всего власти над этим чувством: сколько раз поэт считал себя обманутым в любви; сколько раз терял веру в ее постоянство, но в силу своей влюбчивой природы он всегда находился под ее обаянием. Он сам признавал, что для его всегда влюбленной души покой —

      Лишь глас залетный херувима

      Над сонной демонов толпой.

      Но любовь неразрывно была сплетена в его сердце с печалью:

      И отучить не мог меня обман;

      Пустое сердце ныло без страстей,

      И в глубине моих сердечных ран

      Жила любовь, богиня юных дней;

      Так в трещине развалин иногда

      Береза вырастает молода

      И зелена, и взоры веселит,

      И украшает сумрачный гранит.

      И о судьбе ее чужой пришлец

      Жалеет. Беззащитно предана

      Порыву бурь и зною, наконец,

      Увянет преждевременно она;

      Но с корнем не исторгнет никогда

      Мою березу вихрь: она тверда;

      Так лишь в разбитом сердце может страсть

      Иметь неограниченную власть.

[1831]

      В любви Лермонтов был мечтатель, также неисправимый. Влюбляться ему, конечно, приходилось пока в своих сверстниц; они подрастали, становились барышнями, он оставался мальчиком и мог играть при них только роль поверенного или шафера[5]. Эта роль, конечно, сердила и огорчала поэта, который вдобавок не мог убедить себя в том, что наружность его привлекательна. Он стал считать естественное развитие женских чувств черной изменой и обманом; увлекался по-прежнему, но не упускал случая при каждом новом любовном порыве нарисовать себе картину его печальных последствий. Вот почему в его любовных мотивах к гимну любви всегда примешивается печальная мелодия отвергнутого или обманутого сердца. Сколько нелестных эпитетов сказал он в своих стихах по адресу женщин! Он спрашивал, видел ли кто-нибудь женщин «благодарных»? Женщина и измена были для него часто синонимами; перед ним все мелькал лик неверной девы. Он испытал, «как изменять способны даже ангелы»; он состарился от первой любви, он грозил, что из гроба явится на мрачное свидание к изменнице; и много говорил он такого, что он позднее зачеркивал в своих тетрадях или отмечал словом «вздор». Но когда он писал эти строфы, он все это чувствовал, и иногда так глубоко, что чувство выливалось в настоящую художественную форму.

      Как хорошо, например, стихотворение в прозе, озаглавленное «Солнце осени»:

      Люблю я солнце осени, когда,

      Меж тучек и туманов пробираясь,

      Оно кидает бледный, мертвый луч

      На дерево, колеблемое ветром,

      И на сырую степь. Люблю я солнце,

      Есть что-то схожее в прощальном взгляде

      Великого светила с тайной грустью

      Обманутой любви; не холодней

      Оно само собою, но природа

      И всё, что может чувствовать и видеть,

      Не могут быть согреты им. Так точно

      И сердце: