– Я вижу, ты освоилась… – тот самый похититель, который и притащил меня сюда, останавливается около двери моей темницы. Ловко перекладывает поднос на одну руку, второй открывая замок, затем дверь. Входит в камеру, намеренно отставляя ту открытой, и ставит поднос на кушетку около меня. Его спокойствие и равнодушие так контрастируют с абсурдом ситуации, что хочется заорать в голос.
Это вообще нормально так себя вести? Делают ли так адекватные люди? Он вообще здоров? Сначала похищать, а потом делать вид, что мы друзья.
– Сара сказала, что твои раны в порядке и заражения нет.
Он продолжает разговаривать сам с собой. Я молчу, едва сдерживая гнев. Да что эти Божки о себе возомнили? Решили, что похищать людей и играть их судьбами – их право? Так вот, их ждет сюрприз!
– Зачем я здесь? – спрашиваю, голыми руками гася угли гнева. Получается с трудом, но я пытаюсь не заорать.
– Если я поселю тебя в комнаты наверху, ты сбежишь, – произносит буднично. Он занял место в изножье кушетки. Между нами поднос с едой, на которую я не глянула даже. Аппетита нет совсем, хочется только убивать, поэтому смотрю на своего похитителя и скрежещу зубами. Попытка потушить угли гнева провалилась. Этот козел откидывается на стену и разваливается на своем месте, как гребаный король положения. Коим и является. И это бесит меня вдвойне.
– Зачем я здесь? Будете меня пытать? – говорю, заходя на очередной виток гнева. Голос начинает дрожать, но звучит едва звеня.
– А ты знаешь что-то, ради чего тебя следует пытать? – не отвечает на мой вопрос, и, бросив в мою сторону небрежный взгляд, вновь игнорирует. – Поешь, пока не остыло.
Выстреливаю рукой и смахиваю поднос с кушетки. Посуда вдребезги, будто взрыв маленькой бомбочки. Повсюду ошметки еды, фарфора, стекла. Звон сходит на «нет», но звенящая тишина лишь набирает обороты.
Мой поступок был импульсивным. Я выместила на подносе весь свой гнев на ситуацию и хозяина положения, и теперь с запоздание понимаю, что поступила опрометчиво, ведь я не знаю, на что он способен. Тем временем мой похититель тяжело набирает в грудь воздух и так же тяжело выдыхает, будто стараясь успокоиться.
– Объявляешь голодовку? – говорит спокойно. Контрастно спокойно на фоне загоревшегося жаждой мести взгляда. Мы сидим на противоположных краях кушетки, но кажется, что нас разделяет огромная пропасть, и если он преодолеет ее, сразу свернет мне шею.
– Пошел ты к чер… – шиплю, но не успеваю договорить, меня сгребают с места и подволакивают ближе за грудки. Платье трещит по швам, связанные лямки вновь разрываются, и я зажмуриваюсь, готовясь к удару, но его не следует.
– Не ценишь доброго отношения? – шипит мне в лицо, яростно давит из себя слова. – Тогда будем по-плохому.
Одним рывком разрывает шелк на мне до самого пупка, вторым рывком превращает платье в халат