– Ну, Андрюха, прилаживай чертохвост, прилаживай доски-ту! Что осовемши сидишь, словно тетерев какой? Работа ништо себе, веселая.
– Что в ей веселого!.. Все едино, как ни есть, а все она работа, значит.
– А тебе как?! Только бы в распивочной насчет косушек работать бы? Ишь ты, персуля какая важная!
– Терентьич! Кобылу-то утверждать аль нет?
– Кобылу не для чего, потому пороть, значит, не будут, а только так, для блезиру одного, чтобы публике, значит, пример…
– А кого это, мужика аль бабу?
– Бабу, сказывали… Люблю я это, братцы!
– Хреста на тебе нету, что ли?.. «Люблю»!.. Эки слова-то говорит какие!
– А что ж, мы ничего, мы, значит, – слова как слова! Что ж дурного?..
– Да и хорошего ничего – спина, чай, некупленная!
– Чужая – не своя.
– Погоди маленько – может, когда и до твоей доберутся.
– А что ж такое? Мы, как есть, этта, одно слово, что ничево… И для меня тогда, значит, тоже амвон этот самый поставят.
Подошли мимоходом какие-то три неизвестные личности, вида полунощно-подозрительного. Подошли, остановились и на работу поглазели.
– Что это, братцы, строится?
– А нешто не знаете?.. Штука-то ведь, поди, чай, про вашего брата работана. Кому и знать, коль не вам!
– Да ты что ж лаешься? Ты говори, коль спрашивают!
– А что вам говорить?! Вы вот погуляйте поболе по карманам, может, и отведаете… Да ладно, отваливай отседова! Нечего вам тут! Ишь ты, мазура оголтелая!
Три полунощника отходят, весьма недовольные таким нелюбезным приемом рабочих.
– А может, и в сам-деле когда-нибудь достукаешься[15], братцы, до этого цирмуньялу? – раздумчиво замечает на пути один из них своим товарищам.
– Волков бояться, так и в лес не ходить! – откликается другой.
– А ты, ребята, вот что смекай: это дело нам очинно на руку. Толпа-то ведь большая будет – только не зевай да трекай бойчее, а работать граблюхами по ширманам вволю, значит, можно при эфтом случае – самое разлюбезное дело![16]
И три полунощника исчезают в темноте громадной площади.
– Ну, ребятки, теперича, значит, столбушку только приладить – и шабаш, совсем готово будет! – раздается голос рабочего среди звяканья и стука топоров; а в это самое время дежурный городовой обходит окрестные дома и оповещает дворников, что наутро «наказывать будут, так чтобы с каждого дома народу побольше, а коли нельзя, так уж хоть бы по одному человеку согнать на площадь – потому начальство велит, чтобы смотрели, значит».
Часа через два веселая