– Я всё отлично помню, – отрезал Александр. – И до сих пор не понимаю, почему именно я должен проследить, чтобы эта девочка вступила в наследство. У неё нет семьи? Где её мать, в конце концов?
– Ты не знаешь?
– Чего я не знаю?
– Серьёзно, не знаешь? – Олег замолчал, уставившись на бывшего друга, как на призрак чумы. – Марта погибла девять лет назад, почти десять… Авиакатастрофа. Прости.
– Прости за что? – от неожиданности голос Александра стал как не своим, глухим, хриплым.
Погибла. Марта погибла. Погибла, чёрт возьми. Какая насмешка судьбы, нет, не насмешка, плевок, что именно от Олега ему пришлось узнать об этом.
– За то, что говорю это…
– Не стоит извинений, – взял себя в руки Виссарионов.
Прошло десять лет. В душе давно ничего не откликалось на мелькнувшее где-то вскользь знакомое имя, не такое и редкое, если учесть, что Марта на поверку оказалась Марией, обыкновенной Машей оказалась.
Просто… неожиданно, как и любая подобная новость о некогда близком человеке или даже знаменитости, которая постоянно мелькала на экранах. Первая реакция – неприятие, жгучая боль, но всё быстро отступает, потому что есть своя жизнь, а тот, другой, погибший – всего лишь тень из прошлого.
– Так что с этой Анни? – вернулся Александр к теме разговоров.
– Там непростая, щепетильная ситуация, именно поэтому я обратился к тебе. Все эти годы я помогал девочке. Не лично, нет, лишь материально и незначительно, чтобы бабушка могла обеспечить ей уровень жизни немного лучше, чем в регионе. Но…
– Но? – не выдержал паузы Виссарионов.
Уж не стала ли эта Анни любовницей Олега, как когда-то её мать? Так сказать, не удержался, сорвался. Учитывая, на что он в своё время пошёл ради Марты, неудивительно. Наверняка этому есть какое-то объяснение с точки зрения психологии, существует какой-нибудь синдром с мудрёным названием, вот только Александр не хотел никаких объяснений.
Дочь Марты в любовницах Звягильского за гранью его понимания. За гранью добра и зла. За гранью всего, чем являлся сам Александр Павлович Виссарионов.
– Но Геля всю жизнь страшно ревновала к Анни, вернее сказать, к Марте. Все эти годы, если она случайно узнавала, что я перевёл деньги или интересовался делами, здоровьем ребёнка, она закатывала жуткие, безобразные истерики. Марта – камень преткновения в нашей жизни, видимо, останется такой и после моей смерти.
– Марта мертва, – вставил Александр в тираду Олега.
Что за чушь. Ревновала к мёртвой? К ребёнку ревновала? Если Марта погибла десять лет назад, девочки было лет… девять? Кто в своём уме ревнует к девятилетней? Бред какой-то!
– Она так и не поверила, что я люблю её, хотя она и дети – смысл моей жизни. Боже, да я умереть согласился здесь, под операционным ножом, а не там, где хочу, только ради неё. Но она продолжает ревновать, беситься, выходить из себя при малейшем намёке на Анни, вернее, в её глазах, на Марту. Боюсь представить, что будет, когда обнародуют этот пункт завещания.
– Просто