– Да.
– Это нормально. В конце концов никто из нас не богат настолько, чтобы свести счеты со своим прошлым к нулевому балансу. Но как они узнали, что ты здесь?
– Забыла в каком мире мы живем? Чудеса, вещие сны, колдовство – не такая уж редкость. И главное – что делать я пока совершенно не представляю.
Мария задумалась на минутку (ей всегда хватало минутки, чтобы выдать светлую мысль, ну а если она задумывалась на более долгий срок – тогда тушите свет от ее креатива) и сказала:
– Наверное, лучше всего дать симметричный ответ.
– Ну я же не колдун, помнишь?
– Но ты ведь знаешь как это делается.
– Может и знаю, – Аквилла повернулся на табурете, прижался к ее груди и зашептал:
– Однажды моя знакомая ведьма рассказала как впервые навела порчу. Взяла коллективную фотографию своих недругов и с чувством глубокой ненависти перечеркнула ручкой крест-накрест лица шести своих родственников, на следующий день все они тяжело заболели и не появлялись в ее жизни больше никогда.
– Вот видишь. Ничего сложного, бери фотографию человека, пославшего за тобой охотников.
Аквилла вздохнул:
– Нет у меня его фотографии.
– Не беда, думаю, фотография не принципиальна, перечеркни с тем же успехом портрет. Уж рисовать то ты умеешь, это я тебе как твоя натурщица говорю, – и Мария с лукавой улыбкой указала пальчиком на свой портрет, висевший на стене, который Аквилла сделал еще пару лет назад.
– И когда мне приступить к черному-черному колдовству? – ехидно спросил Аквилла.
– А вот чайку попьем, и принимайся, Темный Властелин, нам еще с тобой нужно будет глупостями позаниматься, – в тон ему ответила Мария.
***
Аквилла положил на стол чистый лист бумаги, разделил его карандашом на четыре части и легкими штрихами набросал контур того мысленного образа, который он помнил раньше как своего друга, а теперь – своего врага: Самурры. Медленно штрих за штрихом на бумаге вырисовывались скуластое лицо, узкие азиатские глаза, нос с широкими крыльями, большие зрачки сливающиеся с карей радужкой глаз, высокий лоб, короткие прямые волосы, узкие губы, волевая челюсть. Затем еще несколько штрихов поверх, растер их, создавая тени и полутени, наконец, отложил карандаш в сторону – перед ним было лицо Самурры.
– А талант не пропьешь, – улыбнулась Мария, – Давай твори магию.
Аквилла устало посмотрел на нее, и она могла бы прочитать в его взгляде, что все-таки он не верил до конца в то, что у него получится, да и потом просто перечеркнуть своего друга? Это просто неуважение к такому выдающемуся противнику, разыскавшему его через бездну времени и свидетельств смерти барона, мудро зафиксированных и обнародованных Шлейхелем. Крест-накрест тут явно не годилось. Что же, что же, что же?
Тут Аквилле вспомнился символ, вытатуированный как у него самого в основании среднего пальца правой руки, так и у господина прокурора на сгибе локтя, тот же символ был вышит на мантиях Магистров Ордена в области сердца: