Приоткрылись веки, блеснули неистовые черкесские глаза, и Айше в который раз удивилась, почему Сулейман Кануни променял это воплощенное пламя, эту неистовую страсть на какую-то бледную моль, у которой и достоинств-то – беспечальный смех, рыжие космы (повыдергать бы их!) да змеиный яд вместо души. Не иначе шайтан, нечестивый покровитель Хюррем-хасеки, сделал под покровом ночи свое грязное дело.
Тогда Айше не выдержала, отошла от бабушки подальше и разрыдалась в глубине сада. Наверняка не одна пара глаз увидела, как некрасиво плачет Айше-султан, и не одни губы донесли эту ну очень важную новость в широко расставленные уши желающих послушать, но Аллах воздаст сплетникам и шпионам по заслугам. А сама Айше после той истерики сделалась на диво спокойной. И вправду женщинам становится легче, если удается выплакать горе.
И вот теперь – гонец от дяди Джихангира. К шахзаде Мехмеду.
Как Айше не расплакалась снова, ведает только Аллах, всемилостивый и милосердный. А он там, в небесах, не расскажет никому, лишь впишет очередную страницу в Книгу Судеб.
Черную весть принес гонец – да и в ответ услышал не веселый девичий смех. Нынче сплетни в Амасье клубились черным дымом, пахли гарью и дурными делами, теми, которые не делают на виду у всех правоверных.
Шахзаде Джихангира Айше толком не знала – отец уехал из Истанбула, когда его самому младшему брату (тоже выкормышу проклятой Хюррем – не было у шахзаде Мустафы иных братьев!) исполнилось лишь два года. Слышала о Джихангире лишь то, что знала вся Оттоманская Порта: не довелось Джихангиру родиться стройным, будто кипарис, с детства венчал его спину отвратительный горб, а потому мальчик не стал бы султаном, даже если б его братьев всех до одного выкосила неведомая хворь. Или ведомая – в конце концов, Хюррем-хасеки сойдет за смертельную болезнь! Тем не менее образование мальчик получил вполне подобающее для шахзаде, лишь в воинских забавах участвовать в полную силу не мог. Знала Айше и то, что отдал Сулейман Кануни своему младшему сыну правление в провинции Халеб, которую гяуры еще называют Алеппо, и засел там Джихангир во дворце Аль-Матбах Аль-Аджами, обложившись книгами и каким-то образом умудряясь неплохо править своей провинцией. Назначив шахзаде Джихангира в Халеб, Сулейман Кануни в который раз обидел наследника своего, Мустафу, отрядив того в затрапезную Амасью, ну да что уж теперь…
Главное – шахзаде Джихангира отец Айше отличал от прочих. Мало того, говорил, что любит того братскою любовью. Было это так или не было, Айше уже не знала и знать, если честно, не очень-то желала. Братья от разных матерей переписывались, иногда встречались – редко, но шахзаде Мустафа каждый раз после этих встреч приезжал веселый и отдохнувший, привозил новые шуточки и стихи, посвященные женским красотам, из тех, что не читают обычно при женщинах, но те все равно каким-то образом о них прознают… Может, и не таким уж плохим человеком