Утро Амгула началось в доме увеселений в измятой постели в компании двух нагих али́д, которые крепко спали, отработав свое дело прошлой бурной ночью с одним из прославленных воинов клана.
Алиды – женщины, предназначенные для всякого рода увеселений мужчин. Они не имели привилегий, но могли зарабатывать достаточно много си́нов (денежная мера Адияко). Благодаря чему обзаводились своими собственными Домами, куда приводили и содержали для дальнейшей отработки, добровольно согласившихся стать алидами, девушек.
Амгул привычно легко встал с постели, совершенно не заботясь о девушках, и грубо переступив через них, открыл дверь воину-писарю, что принес ему очередное призывное письмо. В письме было указано название провинции, куда нужно было отбыть немедленно.
Из Чоккона в Миццу умеренный путь составлял дней пять-шесть, но Амгул планировал добраться дней за три, не растрачивая времени на сон и отдых.
***
– Мама, ты ведь могла убить Кири этим деревянным башмаком! Сколько можно обсуждать одно и то же!? Я все равно буду заниматься танцами, нравится тебе это или нет! – пыталась убедить Айри Хатисай.
На Хату строгая женщина опрокинула ведро с ледяной колодезной водой, когда та после занятий переступила порог дома.
В это время глава семьи – Фаццо – тоже был дома и успел выслушать от супруги немало интересного о том, что его, как отца, совершенно не заботит судьба их дочери.
– Ты слышала, что произошло на границе?! Был подорван вражеский эскадрон! Сирозо сегодня оплакивает своих бойцов, а завтра – могут перейти в ответное наступление! Наш клан каждый день находится под угрозой вторжения врагами, а ты думаешь только о себе! – кричала Айри на дочь.
– Я лишь хочу делать то, что действительно умею, и то, что приносит мне истинное счастье! – боролась Хата за свои интересы.
– Военное дело – это почет и вечная слава!
– Я не хочу такого почета, как у тебя! И не хочу проживать жизнь, которую проживаешь ты! – не выдержала Хатисай, и сказала то, что, не единожды, сорвавшись, собиралась сказать во время подобных ссор. – Я не хочу быть похожей на тебя!
– Что? – осеклась Айри, не ожидая от дочери такой грубости и несправедливости. От обиды она даже присела на табурет, что стоял рядом, и выронила трость, которую когда-то смастерил ей заботливый супруг.
– Мама, не надо воспринимать близко к сердцу то, что я сказала! – Хатисай в действительности и не собиралась обижать мать. Она лишь хотела, чтобы Айри хотя бы раз ощутила то, что чувствуют ее дочь и муж, когда сама поливает их несправедливыми обвинениями. – Откуда тебе знать, в чем мое предназначение? – присела она на колени перед матерью, резко убавив свой тон. – Пожалуйста, позволь мне самой выбрать.
Девушка обхватила ладонями тонкие руки Айри и поцеловала ее запястья,