– Ну что ж, только смотрите не промокните, – сказала Павлина, снисходительно улыбаясь. – Вы же не хотите простудиться, в вашем-то положении.
Ольга опустилась в кресло, стоявшее подальше от окна, и стала смотреть, как Павлина тщательно собирает осколки. Даже если бы Ольга и была способна нагнуться, Павлина все равно не позволила бы ей помочь.
За тучной фигурой ползающей на коленях служанки Ольге было видно бурное море. Несколько кораблей стояли в бухте, еле видные сквозь шторм, изредка их освещали вспышки молний.
Богато украшенные часы на каминной полке пробили семь. Ольга вспомнила, что Константинос, должно быть, уже около часа как вышел в море. Большие корабли редко останавливала такая погода.
– Если ветер будет попутный, так, пожалуй, кириос Константинос только быстрее доберется до места, – словно услышала ее мысли Павлина.
– Вероятно, – рассеянно ответила Ольга.
Сейчас для нее существовало только одно: легкие толчки в животе. Она подумала, может, малыш услышал шторм и почувствовал, будто его кидает на волнах. Она любила своего еще не рожденного ребенка безмерно и все представляла себе, как он безмятежно плавает в прозрачной воде у нее внутри. Слезы вперемешку с солеными морскими брызгами катились по ее лицу.
Глава 2
Когда пришел лихорадочный август, жители Салоников начали тосковать по теплому маю. Сейчас было сорок градусов в тени, и люди закрывали окна и ставни, чтобы ужасающая жара не проникала в дом.
Ветерок какой-никакой веял, но не приносил облегчения: западный вардарис обдавал город своими горячими порывами, покрывая все в доме слоями тонкой темной пыли. В самое жаркое время дня улицы пустели, и приезжий путешественник мог вообразить, будто эти дома заброшены. В них было тихо: люди лежали в темноте, дышали неглубоко и неслышно, стараясь меньше обонять зловоние.
И воздух, и море были одинаково тяжелыми и неподвижными. Когда дети ныряли, волны зыби расходились на сто метров по бухте. А когда вылезали, то тотчас же обсыхали, и на коже оставался только едкий налет соли. Ночью мало что менялось: воздух был по-прежнему неподвижен, как и стрелка барометра.
Константинос Комнинос задержался с возвращением из Турции, однако к концу месяца все же прибыл домой. К этому времени Ольге уже казалось, что ее беременность длится целую вечность. Ее тонкие лодыжки отекли, а когда-то изящная грудь так разбухла, что не умещалась ни в одно платье, даже сшитое специально с расчетом на беременность. Константинос отговорил жену шить что-то новое в ее положении, и она ходила в просторной белой ночной сорочке из хлопка, достаточно свободной, даже если бы за последние недели беременности Ольга еще раздалась.
Через несколько дней после возвращения Константинос перебрался в отдельную спальню.
– Тебе места