Разумеется, Том это знал. Еженедельно по пятницам родители Элоизы ожидали их к ужину, и Элоиза старалась не нарушать этой договоренности. Том сопровождал ее далеко не каждый раз. Он предпочитал не ездить. Они были людьми чопорными и скучными – не говоря уже о том, что относились к нему довольно прохладно. Том находил забавным то, как Элоиза всегда говорила, что отправляется к папе, а не к родителям. Разумеется, ведь денежками распоряжается именно папенька! Из двоих супругов мамаша была более щедрой и мягкой по натуре. Том, однако, очень сомневался, что в критической ситуации – если Том почему-либо переступит границы дозволенного (что едва не произошло во время истории с Бернардом и американцем Мёрчисоном из-за картин Дерватта) – у мамочки хватит духу не позволить папаше Плиссону лишить их финансовой дотации. Именно эта дотация позволяла им должным образом содержать Бель-Омбр…
Том закурил и со страхом и радостным волнением стал ждать очередной яростной вспышки молнии. Ему снова вспомнился папаша Жак Плиссон – пухлый напыщенный человечек, который благодаря тугому кошельку мог управлять судьбами, словно новоявленный колесничий упряжкой коней. Жаль, конечно, что деньги обладают такой силой, но тут уж ничего не поделаешь.
– Еще чашечку кофе, месье Тома?
Возле его кресла стояла мадам Аннет. Серебряный кофейник едва заметно подрагивал в ее руках.
– Спасибо, пока достаточно, мадам Аннет, но кофейник оставьте, может быть, я выпью через некоторое время.
– Пойду проверю окна, – сказала экономка, опуская кофейник на подставку посредине стола. – Как темно! Наверное, гроза будет сильная.
Она взглянула на него из-под тяжелых полуопущенных век своими синими глазами, на мгновение их взгляды встретились, но она тут же торопливо направилась к лестнице. Том подозревал, что она уже проверяла окна – может быть, даже не один, а два раза. Сделать это лишний раз ей было приятно, и Том оценил ее внимательность. Ему не сиделось на месте, он встал, подошел к окну, где было чуть больше света, и развернул «Дейли трибьюн» на странице с объявлениями о всякого рода новостях. Так-так… Фрэнк Синатра очередной раз заявляет о намерении окончательно распрощаться со сценой – теперь, после выхода на экраны фильма с его участием.
А вот еще: «Фрэнк Пирсон, горячо любимый сын покойного магната пищевой промышленности (производство деликатесов), исчез из родного дома (в штате Мэн). Его семья крайне обеспокоена.
В течение трех недель от него нет никаких вестей. После смерти отца (в июле) Фрэнк находился в глубокой депрессии».
Том припомнил сообщения об этом событии. Даже лондонская «Санди таймс» уделила Пирсону несколько десятков строк: подобно сенатору от Алабамы Джорджу Уоллесу[4], Джон Пирсон не мог передвигаться без инвалидного кресла, поскольку