– Эх, матерь божья, царица небесная, спаси и сохрани. Ангел-хранитель, не оплошай, проследи, чтоб там попал куда положено, если и грешил, то смертью своей в чужой земле должен перекрыть все свои беззакония, – губы зашептали молитву. Спрыгнул с бочки, вынул из кармана горсть патронов, вытащил из кобуры свой смит-вессон[10]. Только привыкать начал к новому оружию, до этого револьвер Кольта был. Но новый оказался лучше, надежнее и бил точнее. Шесть заряженных смертей? Пять? Допускаю, что разок промахнусь. Больше не могу себе позволить. Справа над насыпью обваловки ненавистной брусникой показался бунчук.
– Один, – сказал я, глядя, как брусничным соком брызнуло из-под чалмы. Солдат выронил османский штандарт – бунчук упал на нашу сторону, зарываясь конским хвостом в пропитанный кровью песок. На верхнем конце древка тускло блеснул полумесяц. Затоптали.
Два, три, четыре, промазал, пять. Левым большим пальцем сдвинул замок вверху револьвера. Он переломился, как охотничье ружье, выбрасывая стреляные гильзы. Спокойно, поручик, не тряси рукой, шесть новых смертей на боевом взводе. Теперь крутись как черт, со всех сторон рубка. Перезарядить больше не дадут.
– Шесть!
Турки валят со всех сторон, стреляя из американских ружей с искривленными, как у ятаганов, лезвиями штыков. Телами завалена вся позиция. Раненые стонут и кричат, хватаясь за живых. Ползают в поисках укрытия. Проклинают на русском и турецком. Смешались языки. Стерлись границы. Вокруг понятные слова.
С двух сторон набегают неприятели со штыками, нацеленными в мой живот. Кричат, брызгая слюной. Их ненависть подхлестывает рефлексы. Левого сваливаю выстрелом в грудь.
– Семь, – кричу сам себе, падаю в его сторону, разворачиваясь, и понимаю – не успею.
Понимает это и неприятельский солдат. В глазах вспыхивает адское пламя, кривая усмешка перекашивает рот. Торжествует. Почувствовал победу. Словно Турция победила Россию, и нами решился исход великой битвы. Радуется. Вдруг у турка появляется аккуратная дырочка под глазом. Его винтовка по инерции летит в меня и втыкается в то место где я только что лежал. Пехотинец как подкошенный валится снопом. Как так получилось? Кто стреляет?
– Молодец! – хвалю я сам себя. – Откатился вовремя. Пока неплохо получается.
Встаю на колено.
– Восемь, девять, – револьвер дергается в руке. Распрямляюсь и поднимаюсь в полный рост. На ногах.
– Десять.
Турки лезут только справа. Казаки все-таки сработали. Кричу:
– Отходим, братцы!
Только мало кто слышит – бой рассыпался на части. Какие-то взвившиеся кучки. Шагах в пятнадцати двое батарейцев работали как англицкая машина. Один банником сбивал в сторону винтовки, второй кривым бебутом как серпом подрезал переднюю ногу атакующего под коленом. Шаг назад, очередной турок верещит, катаясь по земле, мешая своим сотоварищам. Стреляю в того, кто сзади к ним крадется.
– Одиннадцать, –