Статус лучшей выпускницы позволяет соседке смело рассуждать о чем угодно.
– Я ненавижу их, понимаешь. Не люблю и не желаю знать. Они мне кажутся чудовищами из сказки. Не такими, как «Красавица и чудовище». Они никогда не превращаются в принцев. Ни во что не превращаются – остаются и живут, как они есть, со своими щупальцами, вертебральными манипуляторами, эндорецепторами, дорсальными чешуевидными отростками или что там у них имеется.
– Мы здесь тоже все разные. Но одинаковость строения тела решает. За исключением «курицы».
– Ты имеешь в виду?.. (Палец дискретно тычется за спину, по направлению к балкону Хьелля).
– Да. Хотя уровень дипломатической работы, проделанной его папашей, чтобы засунуть сюда это чудо-юдо, впечатляет. Они ведь даже не члены Конфедерации.
После таких не совсем случайно подслушанных бесед на балконе Хьелль берет на себя труд запомнить из разговоров своих однокурсников новое слово – «мымра».
Больно. Больно тебе, твоему телу, твоим отросткам или что там имеется, как выражается белобрысая мымра. В голове беснуются огромные боевые барабаны: ттам-тттам-тттам-ттттам. От их гулких ударов вибрируют стены, ковер в комнате выползает из-под кровати, забирается к потолку по книжным полкам, падает оттуда бордовыми складками, расплываясь в глазах. Бордовые волны смешиваются с ярко-карминными кляксами на черном фоне. Стук в ушах неожиданно сливается со стуком в дверь. К огромным боевым барабанам присоединились въедливо звучащие маленькие: тттам-тттам-тттам-таррраттттатта-тарррраттттаттт…
Стук в дверь повторяется с садистской настойчивостью. Если смогу встать – убью. Тттам-тттам-тарррраттттаттта… Не сможешь – не встанешь – не убьешь. Сумасшедшие барабанщики лупят уже по спине – палочками, разрывая кожу и сухожилия, рассекая мышечную ткань до костей… тттам-ттттам-тарррататтта… От барабанного ритма, резонируя, раскалывается балконная дверь.
В осыпающихся осколках стоит Мымра. Вид у нее недовольный. Губы артикулируют что-то вроде: «Когда прекратятся эти звуки? Невозможно заниматься. Если этот вой – ваши национальные песни, то…» Докончить оскорбительную аллегорию Мымра не успевает. Ее скручивает прямо на балконе.
От этого зрелища Хьелль окончательно перестает что-то соображать. Барабанщики отбивают победный мотив, ярко-карминные кляксы пляшут в глазах, взрывая сосуды. Когда сознание возвращается, Мымра сидит на корточках рядом и читает. Абсурдность ситуации усугубляется