И тут вдруг – бледный день и сметана…
Вот и Георгий Павлович говорит – пиши, возможно, кто-то и прочтет…
…и даже поверит.
Чаще других в моей палате, а точнее – в моем поле зрения, появлялась, конечно же, медсестра.
Рыжая.
Огненно-рыжая!
Для себя я ее прозвал так: «очень рыжая и очень медицинская сестра».
Ее жесткие волосы извивались мелкими густыми непослушными колечками.
И глаза – откровенно серые, до неприличия откровенные и вызывающе выразительные.
Ей, вероятно, было лет девятнадцать-двадцать. Таких людей называют «широкая в кости». Нет, она не была полной, скорее наоборот, но жизненная сила и неуемная энергия буквально распирали ее изнутри: крепкие быстрые руки, проворные пальцы, походка спокойная, но при этом стремительная и уверенная; низкий грудной голос начинающейся женщины. Ей было тесно в своем девичьем теле.
Мой жизненный опыт подсказывает, что к тридцати-сорока годам, когда она родит пару ребятишек, то разнесет ее по всем правилам человеческой женской природы, а пока…
А пока: плутоватые темно-серые глазки в обрамлении рыжей шевелюры под ослепительно-белым медицинским платком – картинка, разглядывай! И когда она смотрела на меня, то ее глаза, казалось, так и говорили: ну давай, вставай на ноги, и уж тогда я тебя…
Стоп-стоп-стоп… не так быстро…
Вы не ошиблись, девушка?
Это вы ко мне?
Меня это не то чтобы смущало, а скорее – забавляло. В детстве и юности я действительно пользовался вниманием девочек, потому что было у меня довольно симпатичное личико, темно-карие глаза и, главное, длинные ресницы – случаются такие красивые мальчики. А вот в молодости и в своих «средних веках» я уже не пользовался таким большим спросом, и брать их приходилось интеллектом да болтливым языком.
Но теперь, тут и сейчас, в мои слегка за пятьдесят? Кому я сейчас нужен, кроме своей жены…
Помнится, ни в юности, ни в годы моего «полного расцвета сил» таких девушек у меня никогда не было. И не потому, что она рыжая (к рыжим-то я как раз отношусь с оч-чень большим уважением), а потому что она – крупная и, главное, выше меня ростом. А меня обычно прельщали миниатюрные, милые и беззащитные. Вот на их фоне я всегда и казался себе (да и им тоже) тем самым «прынцем», богатырем тела и духа. Чего во мне нашла эта? Что она так на меня заглядывает? Один раз я бы ее, наверное, приголубил. Не больше. Мне такие (к слову) вообще никогда не нравились: таких, как она, зовут – рыжая бестия. Да и по жизни она, скорее всего, капризная, придирчивая и доставучая.
Словом, стерва!
А стерва – она и есть стерва.
Эх, молодость…
Впрочем, не с того я начал.
До