Усилием воли он заставил дрожь уняться и дотронулся до ледяных пальцев девушки. Сумасшедшая, нелепая надежда уловить хоть отголосок жизни, слабое, почти незаметное движение, хотя бы рефлекторную реакцию… Ничего этого не случилось, рука Елены оставалась холодной и безжизненной.
Нужно было хоть чем-то занять себя, чтобы не сойти с ума от звенящей в ушах тишины, нарушаемой лишь тоненьким писком замысловатых медицинских приборов у изголовья больной. Он машинально развернул журнал, лежавший на коленях. Это потрепанное издание, брошенное кем-то в коридоре, он подобрал перед тем, как зайти в палату, и теперь начал пробегать глазами первую попавшуюся статью, почти не понимая смысла:
«– Вот скажи мне, только честно скажи, если бы случилось чудо, ну, или волшебство, как хочешь, так и назови, и бородатый дяденька в белых одеждах спустился с кучерявого облака и очень строго бы у тебя спросил… Он спросил бы, хочешь ли ты, женщина, чье лицо залито слезами, чтобы я помог тебе? Тот, кого ты так любила, и кто уже год как похоронен под палящими лучами предгорья Кавказа, воскреснет. И проживет долгую, счастливую жизнь без тебя, и воспоминания о тебе сотрутся, как и память о собственной смерти.
Он не вспомнит тебя, потому что тебя не станет сразу же, как воскреснет он. Твой любимый человек, без которого твоя жизнь превратилась в ад на земле… Я, кстати, Бог, я могу помочь тебе. Ты согласна отдать свою жизнь взамен его?
– Нда, ну и разговоры у нас с тобой… Хорошо. Я бы ответила, знаешь как… только не смейся, раз мы договорились быть честными. Я бы ответила так: – Я готова, Господи, забирай мою жизнь немедленно, только, Господи, у меня к тебе просьба. Ты сделай так, чтобы, когда он проснется от мертвого сна, каждый его день с самой первой секунды был наполнен таким счастьем, которое не смогла дать ему я. Я согласна, Господи, спасибо тебе. Я готова умереть за него. Я знаю, что он поступил бы точно так же.
– Думаю, этот добрый дяденька, именующий себя Богом, вот что тебе сказал бы тебе в ответ: Что ж, это жертва… интересно… Ты ничего не хочешь сказать на прощание своим близким?
– Я бы ответила сразу, к чему эти отступления: Нет, Господи, ничего. Я верю, что они будут рады за меня. Что я обрела покой.
– Послушай, женщина… – ответил бы Бог – Я сделал этот мир таким, что мертвые из тлена воскреснуть не могут. Однако, твое сердце настолько полно любви и веры, что я прощаю тебе все твои грехи. И прощаю твоего любимого человека. И он теперь будет всегда рядом со мной, на небесах. А ты живи за двоих, будь счастлива, и знай, что вы обязательно встретитесь. Спасибо тебе, светлая душа. Пожалуй, пока есть такая любовь здесь, на земле, я подожду с концом света…»
Александр почувствовал боль в глазах – в сумерках приходилось слишком напрягать зрение, вглядываясь в печатные строчки на журнальной странице, – и несколько раз с силой зажмурился.
Дверь палаты за его спиной тихо отворилась, и на пороге появился главврач больницы. В левой руке он держал пластиковую папку с бумагами. Прищурившись, Александр прочитал на бирке, прикрепленной к синему форменному халату, его имя – Сергей Антонович. За последние две недели он читал его уже сотню раз, старался запомнить, но все было бесполезно. Имя врача выскальзывало из головы, как только за ним захлопывалась дверь, как и вся другая информация, не имеющая прямого отношения к состоянию Елены. Сказывалось, вероятно, невозможное напряжение последних дней – истощенный бессонными ночами, мозг Александра отказывался хранить несущественные сейчас детали окружающего.
– Добрый вечер, – поздоровался врач.
– Здравствуйте, Сергей Антонович. Что нового? Как кардиограмма?
– Кардиограмма… – протянул врач. Он остановился у изголовья Елены, вперил в недвижимую девушку взгляд, какой-то усталый, равнодушный, словно бы говорящий, что все на свете давно ему осточертело – и пациенты, и их родственники, и сама жизнь. – Кардиограмма, милый вы мой, нормальная для такого состояния. Сердце пока бьется. Загвоздка тут не в кардиограмме…
Он замялся и машинально подергал пальцами мочку уха. Александр весь подобрался, напрягся, понимая, что Сергей Антонович хочет сказать ему что-то.
– Госпожа Асеева находится в состоянии комы уж две недели. Передозировка героина вызвала обширный инсульт. Насколько я знаю, мои коллеги предупреждали Елену Валентиновну о такой опасности, когда она проходила лечение в нашей клинике три месяца назад. Толерантность ее организма к приему опиатов резко понизилась… Мы сделали все возможное – провели трепанацию черепа, вставили клапаны, откачали кровь, попавшую в черепную коробку … Анализы, МРТ…
Все это Александр слышал уже не раз. Голос врача звучал глухо, заунывно, успокаивал, погружая в какой-то сонный, муторный транс. Александр помотал головой, стараясь вернуть рассеявшееся внимание, не дать врачу «уболтать» себя.
– Сергей… – он снова покосился на бейджик. –