Я даже вздохнул с облегчением и снова к стакану потянулся. Водку пил, а сам думал: «Какой же я легковерный дурачок. Надо же как меня этот Дима облапошил». И всё в таком же духе. Потом вспомнил, что у меня в чемодане маленьком коробка с подарком Петра лежит – копией Пьеты, его женой сделанной. Я и сорвался в каюту.
Заглянул – профессора нет, только Вадим на полке как был в одежде, так и лежит. С себя одеяло на пол сбросил и спит. Ну, я его накрыл прежде всего, а затем в чемодан залез. Коробку открыл и на столик откидной скульптуру осторожно поставил, а рукой придерживаю, чтобы в случае чего её тут же в коробку назад засунуть. В случае чего – это я так закамуфлировал возможное начало эмоционального воздействия на меня со стороны скульптуры. Ведь первый раз это именно тогда произошло, когда я коробку открыл и Пьету оттуда достал.
Вот и в тот вечер я её на стол поставил, а рукой вцепился и никак пальцы разжать не мог. Пришлось даже другую руку для этого привлечь. Пальцы отцепил, а у меня сразу же голова кругом пошла. Ну, я испугался, Пьету вновь схватил и назад в коробку засунул. Посидел, отдышался чуток, решил потом, на трезвую голову ещё раз попробовать, коробку в чемодан убрал и в музсалон вернулся. Там всё по-прежнему было: девчонки втроём с Виктором сидели, за стаканы держались. Меня увидели – обрадовались, с полстакана плеснули и выпили дружно.
Ближе к полуночи к нам Надежда, большая которая, примкнула. У нас ещё немного на донышке оставалось, ну мы ей и налили, ведь она совсем трезвой была и её грусть-печаль съедала. Она одним глотком четверть стакана в себя опрокинула, и ничего в ней не изменилось. Мало, значит, мы ей налили, но больше у нас уже не было. Я смотрел на неё и думал. «Вот ведь как бывает. Хорошая она женщина, а всё одна». Мне её так жаль стало, что я чуть слезами весь не залился.
Вскоре музсалон опустел. Виктор как сидел в кресле, так там и заснул. Решили не беспокоить человека – пусть выспится. Наташка с Надеждой большой по каютам разбежались, а мы втроём с Надюшей и Людмилой долго ещё по палубе бродили. То на корме посидим, то на нос перейдём. В музсалон пойти и там уединиться у нас уже никаких физических сил не осталось. В общем, вечер оказался тот ещё.
Утром я проснулся снова задолго до подъёма. Виктор лежал напротив меня на своей полке. Вадим по-прежнему спал одетым, одеяло валялось на полу. Я снова его укрыл, умылся и вылез на палубу. Было пасмурно и достаточно прохладно, дул несильный, но настырный такой ветер. «Надо свитерок тонкий поддеть», – подумал я и тут же благополучно об этом забыл, добравшись до кормы и залюбовавшись открывшимся видом.
Мы стояли неподалёку от большого порта, стрелы высоченных кранов лихорадочно крутились из стороны в сторону. «Армения» застыла на рейде, ждали лоцмана. И вот тут мне повезло: я увидел, как это происходит, от начала