Эти слова заставили Вормера встрепенуться и начать серьезно вслушиваться в каждое предложение друга. Но по дороге к тому месту мастера шли в тишине, хотя Ноки явно что-то не договаривал и сгорал от нетерпения, это было видно по его постоянно меняющемуся выражению лица.
– Мы пришли, – сказал Ноки.
Впереди был вход, больше похожий на проем в шахту, ведущий в отдельное помещение.
– Слушай, Вормер, я там повесил пару масляных ламп. У тебя же есть зажигалка, зажги.
Мастер достал из кармана старую потертую зажигалку, на который был изображен герб Суммума. Она ему досталась несколько лет назад в качестве оплаты у одного жадного барона. Зажигалка неразборная – заправить ее нельзя, поэтому работает она уже еле – еле, но Вормер не из тех, кто разбрасывается вещами, даже уже неработающими, так что вскоре найдет ей применение.
Когда несколько десятков самодельных ламп были зажжены, можно было в полной мере оценить масштаб подземного зала. По размерам он схож с каким-нибудь крупным цехом, от каждого слова раздается эхо, а от земляных стен веет холодом и сыростью.
– Вау! Выглядит многообещающе, – удивленно сказал Вормер, – без преувеличений, сюда бы поместились все мастера!
– И я о том же, – вмешался Ноки, – это место могло бы идеально подойти для каких-нибудь собраний или…
– Хватит, – резко перебил его Вормер, с первой же фразы заподозрив его намерения.
– Ты чего?
– Сам знаешь, и вообще, у нас договор. Мы зареклись не поднимать эту тему еще 10 лет назад.
– Я знаю, и я терпеливо жил эти 10 лет и молчал. Жил по законам и правилам, навязанным теми, кто загнал всех нас, обычных людей, сюда в трущебы и нищету, сделал рабами и лишил всего, даже наших семей! – его возмущенный и озлобленный голос эхом разнесся по залу. Тяжело отдышавшись, выпустив пар, он продолжал. – И знаешь что самое странное, почему об этом говорю я и тем более тебе. Ты, сын Фортиса Цертамена – предводителя революции, ведущего за собой народ. И ты, обладатель такой фамилии, продолжаешь служить этой кровожадной знати?!
– Ты не смеешь осуждать меня за то, что я не такой горячей крови как мой отец! То восстание привело лишь к огромным жертвам и к полному бесправию нового поколения…. Я может очень хотел бы быть похожим на него, но я еще тогда смог понять, что эта победа нам не по зубам. Ни ты, ни я, никто не в силах пережить это все снова, все последствия, сопровождающие революции. А ведь мы еще тогда, в силу возраста, видели малую часть…
Этот разговор ввел мастеров в тупик. В тишине подземного зала были слышны лишь собственные мысли, и в памяти всплывали, как фотографии, моменты из их, особенно послереволюционной, жизни. Это время, когда человеческая жизнь ничего не стоит, когда восприятие важнее правды, не знаешь чему и кому верить, и когда люди показывают свою настоящую «смелость», тогда появилось очень много беглецов. Революция – время больших и страшных потерь. И особенно страшно становиться, когда приходиться выбирать между