Я улыбался. Я понимал, что такие моменты-крохи и были возможностью дожить отмеренный кусок ада на земле. Выиграть войну можно лишь ради любви – к Родине, женщине, ребенку – не так, в сущности, важно. Но выходить на поле боя без надежды в сердце – верная гибель. Мы никто без любви. Всё о ней. Все мы о ней.
– С тех пор наша близость была регулярной, и я становился опытней. Но однажды она не пришла к условленному сроку. Я прождал до четырех часов утра – нет, она не пришла и на следующий день, и через день тоже. Я приходил каждый вечер, словно пес, ложился у заграждения и ждал её шагов. Шагов не было. Я не знал, что думать. Мне оставалось просто ждать, но отчаяние закипало во мне и тревожные мысли не сжигали страхом – днём я не видел её среди прочих девушек на территории, вечерами она не приходила, возможно, расстрел или перевод в другой лагерь? Сколько прошло времени – не знаю, но как-то на нашем месте я увидел клочок бумаги, на котором были нацарапаны углем буквы. Почерк был неровным, но, несомненно, это был почерк Елены.
«Я приду завтра, жди меня. Я всё объясню»
Весь следующий день я провел в нетерпении. Самая тяжкая работа вдруг стала многократно тяжелее и к концу дня мне даже показалось что я простыл – тело знобило, голова раскалывалась. В 23:00 я увидел её… Другую. Изможденную, с потухшими глазами, с морщинами…
– Что, что случилось с тобой? Они пытали тебя?
Я пытался выяснить хоть что-нибудь. Но она вдруг прислонилась к моему плечу и, мелко вздрагивая, начала тихо скулить. Это походило на истерику. В своих попытках её успокоить, я старался быть как можно деликатнее, мягче, нежнее, ожидая услышать историю вроде той, что произошла с еврейским юношей. Всё оказалось намного прозорливей, радостней и трагичней одновременно.
– Я беременная от тебя, Ганс – наконец Елена собрала силы для голоса и очень тихо произнесла это, словно, вынесла вердикт.
И завороженный сказанным, я ликовал внутри себя, но не знал, нуждается ли она сейчас в моей радости или же это величайшая трагедия? Я уже ничего не понимал, я просто обнял её так крепко, как только мог.
– Что теперь с нами будет? Ты понимаешь, что они избавятся от ребёнка? – шептала она, – они и меня убьют… Ганс…, слышишь меня? Они убьют нас….
– Ну, родная моя, тихо… подожди, почему сразу убьют? Успокойся…
– Я это знаю, потому что так уже было… с одной из барачных, которую изнасиловал немецкий офицер… Мне страшно, Ганс…!
Елена плакала и плакала. А я не могу найти нужных слов. Требовалось большое и могучее действие. И в какой-то момент я сам, словно, обезумел. Отринул её лицо, крепко взяв его в свои ладони.
– Услышь меня, – сказал я грубо. Пожалуйста, услышь меня! Мы убежим отсюда. Тебя не убьют, ребенок родится