– Так и что? Чего дурного, если мужчина… это же моя рабыня, я…
– С твоей рабыней, ты, разумеется, можешь делать все, что тебе угодно. Но я не могу унаследовать место… сам знаешь где… после рабыни!
Теперь давились от смеха не только спутники Гудбранда, но и жители Силверволла; приметив яркую стайку нарядных людей, они собрались послушать, о чем говорят Дагова дочь и ее предполагаемый жених.
Гудбранд стиснул зубы, понимая, что делается посмешищем. Его взгляд упал на кольцо Арнэйд с самоцветной сердцевинкой.
– Я тоже кое-кто слышал! – Он упер руки в бока, стараясь вернуть уверенность. – Что на тебя пучит наглые глаза еще кое-кто… кого и человеком-то назвать стыдно! В этом все дело? Кто подарил тебе это кольцо?
– Да уж явно не ты! – раздался за спиной у Арнэйд спокойный мягкий голос.
Она обернулась: в первом ряду толпы обнаружился Хавард. В простом кожухе, с наброшенным на плечи грубым серым плащом, по одежде он не шел ни в какое сравнение с нарядным, будто греческий цесарь, Гудбрандом, но стоял, уперев одну руку в бок, а в другой держа палку, закинутую за плечо, и весь вид его выражал уверенность. Из-под простой серой шапки валяной шерсти виднелись тонкие, чуть вьющиеся золотистые волосы, будто лучи, и у Арнэйд мелькнуло в мыслях, что он похож на Светлого Бальдра, плененного зимними тучами.
– Ты, я вижу, впервые даже видишь это кольцо! – продолжал Хавард, вызывающе щурясь и улыбаясь с видом явного превосходства. Как ни мало Арнэйд ему доверяла, но сейчас не могла не восхититься его умением владеть собой. – А чтобы свататься к девушке, которая в этих краях ничуть не хуже, чем дочь любого конунга, надо выказать чуть больше знакомства с сокровищами! Ты же, как я слышал, раздобыл лишь несколько тощих девок, да и пользуешься самой лучшей. Ты сделал выбор, на себя и пеняй. Бывает, человек хоть и не блещет умом, но хорошо понимает, что ему пристало и кто ему пара.
У Арнэйд оборвалось сердце – Хавард назвал Гудбранда подходящей парой для рабыни-пленницы! В толпе раздалось несколько испуганных возгласов.
Арнэйд прижала руку с кольцом ко рту. Хавард, конечно, человек мутный, но уж в трусости его не заподозрить. А на его ярких «обещающих» губах мерцала та же легкая улыбка, в голубых, слегка прищуренных глазах светилась насмешка. По виду он был совершенно спокоен: похоже, бросать смертельные оскорбления знатным людям ему не в новинку. Он даже не побледнел – ненависть не запала ему в сердце, а сердце это, как видно, было выковано из наилучшего железа и не дрожало в предчувствии кровопролития.
– Ты, ётунов пес! – Гудбранд покраснел еще сильнее и свирепо нахмурился. – Арнор! – Вдруг он заметил Дагова старшего сына, который в одном кафтане стоял позади нескольких рядов толпы