– Ну, надо же ей объяснить…
– Что? Что она украла тебя у другой? Что ты – не тот, которого она любила, а тот пропал насовсем? И ты готов на все, чтоб удрать, потому что она – такая же, да не та? А ты думал, горе женщину делает мягче и красивей?.. – прозвучало в голове скороговоркой.
– Ты что? – крикнул Никита, – да какое тебе дело?!
– Эти твои мысли, как рыбки в аквариуме. Плавают так близко, что зацепить их – пара пустяков… – он растопырил когти и деликатно погрыз между ними, – опять собаки блох натащили, чтоб их…
– Но это же не мой мир, – заорал Никита, – я привык мосты разводить, понимаешь? Мосты! Я не умею тут жить!
– А хочешь? – спросил кот.
– Интересно было бы… посмотреть. И живы все тут. Кроме меня…
Кот смотрел, не мигая. Словно ждал, когда до Никиты дойдет.
– Живы… все? – прозревая, спросил он, – мама… батя?..
– Я тебе что, горсправка? – огрызнулся тот. – Мне-то откуда знать?
– Понятно, – кивнул Никита, – я пойду, наверное. Только попрощаться надо бы?..
– Иди уже, – ответил Ватсон, – поняла она все. Засунь свои прощалки знаешь куда!
– Ты чего, рыжий? – опешил Никита.
– Думаешь, легко? – прошипел кот, – я дежурный. Весь подъезд: головные, сердечные боли, живот или артрит – все на мне. Боль душевная – туда же! Слава богу, нормальные люди спят. Только на первом этаже у мальца зубки режутся. И вы оба на мою голову. Иди!
Никита кивнул и пошел по ступенькам. Бросив взгляд вверх, увидел, как исчезла светлая полоска под дверью.
– Про телятину не забудь, – прозвучало вслед.
Та же Нева. Привычный запах – огуречный с воды и бензиновый с улиц. Нормальный Питер, а не город Рубика, где в смотрящих – коты. За полдороги он не встретил ни одного прохожего. Как они, вообще, тут живут? Сидят за ставнями, бедолаги. А самая козырная питерская отмазка – мосты развели, не успел? у них, наверное, так: город развели… светлая память!
Клочками потянулся туман. Никита шел, потом бежал, понимая, что не успевает. Двадцать семь минут четвертого. Сейчас ему надо быть где угодно, но не на улице. Увидел мост, бросился к нему и понял вдруг, что уже не один.
Появились люди. Первый, второй, потом еще, и вот уже вокруг полно народу: наряженные кокетки с зонтами и в шляпках, бритоголовый амбал, старуха с лицом пресным, как ржаная горбушка… Брели бесшумно, поодиночке и группами. Совсем близко прошмыгнула стайка хорошеньких девчонок в мини-юбках, с глазами большими и пустенькими.
Никита стоял на мосту. Крепко вцепившись в перила, смотрел, как тает, съедается туманом гранит, исчезают деревья, а дома, ворочаясь неуклюже, начинают распадаться, как кубики, разбросанные в досаде малышом-великаном.
Простоволосые и в париках, бедняки и франты, чиновники в камзолах и каторжане в цепях, с язвами на мосластых лодыжках, люди шли и шли – из тумана в туман, такие же зыбкие, двигались