«Когда наступила полночь, – вспоминал Беннигсен, – я с князем Зубовым сел в сани, чтобы заехать к графу Палену. Мы нашли у его дверей полицейского офицера, который сказал нам, что граф отправился к генералу Талызину, где он нас и ожидает. У Талызина мы увидели комнату, наполненную офицерами, которые ужинали у генерала, не пренебрегая вином, и которые были посвящены в заговор. Из всего этого общества всякий желавший достигнуть блестящего положения мог, не будучи никем замечен, ускользнуть из собрания и, проникнув в Михайловский замок, разрушить заговор. Узнали потом, что накануне значительное число жителей города было осведомлено о том, что должно было произойти ночью, и однако никто не выдал тайны, что доказывает, насколько невыносимо было это правление, как желали его конца».
Леонтий Беннигсен. Активный участник заговора.
Генрих Антон Дахлинг
Неизвестно, преувеличивает ли Беннигсен, говоря, что весь Петербург знал о готовящемся перевороте, но то, что никто из присутствующих на ужине у Талызина не выдал тайны, – это абсолютно точно.
Кабинет Павла в Михайловском замке представлял из себя длинную комнату, в которую входили через большую дверь. Стены замка были достаточно толстыми и вмещали в себя потайные лестницы. Такая как раз вела из кабинета Павла в апартаменты его возлюбленной Анны Петровны Лопухиной, в замужестве княгини Гагариной; также лестница шла и в комнату камердинера графа Кутайсова. На противоположном конце кабинета находилась другая дверь, ведущая в спальню императора, и рядом с ней камин. Из спальни же императора Павла была дверь в спальню императрицы Марии Федоровны, но которую сам Павел совсем недавно приказал наглухо забить досками.
А меж тем волнение самого Павла в последние дни перед кончиной возрастало все больше и больше. Он как будто что-то чувствовал, и вот однажды завел с Петром Алексеевичем Паленом такой разговор:
– Вы были в Петербурге в 1762 году? – спрашивает Павел Палена.
– Да,