– Что же это за долг?
– Да задолжал я одному малому. Беда только, с тех пор никак не могу его разыскать. Лет тридцать тому будет. Я тогда, помню, налакался вдрызг и сел в поезд. Наверно, еще и ограбил кого-то, потому что у меня оказалась пачка денег – коню пасть заткнуть хватило бы. Как поразмыслить, этого-то я и не пробовал. Вы держите лошадей?
– Нет, сэр, – ответил я. – Но мы говорили о вашей плоти и крови.
– Помолчи, – оборвал меня старый Енси. – Так вот, и повеселился же я! – Он слизнул жвачку с усов. – Слыхал о таком городе – Нью-Йорк? Речь там у людей такая, что слова не разберешь. Там-то я и повстречал этого малого. Частенько я жалею, что потерял его из виду. Честному человеку вроде меня противно умирать, не разделавшись с долгами.
– А у ваших восьмерых сыновей были долги? – спросил я.
Он покосился на меня, хлопнул себя по тощей ноге и кивнул.
– Теперь понимаю, – говорит. – Ты сын Хогбенов?
– Он самый. Сонк Хогбен.
– Как же, слыхал про Хогбенов. Все вы колдуны, точно?
– Нет, сэр.
– Уж я что знаю, то знаю. Мне о вас все уши прожужжали. Нечистая сила, вот вы кто. Убирайся-ка отсюда подобру-поздорову, живо!
– Я-то уже иду. Хочу только сказать, что, к сожалению, вы бы не могли сожрать свою плоть и кровь, даже если бы стали таким чудищем, как на картинке.
– Интересно, кто бы мне помешал!
– Никто, – говорю, – но все они уже в раю.
Тут старый Енси расхихикался. Наконец, переведя дух, он сказал:
– Ну, нет! Эти ничтожества попали прямой наводкой в ад, и поделом им. Как это произошло?
– Несчастный случай, – говорю. – Семерых, если можно так выразиться, уложил малыш, а восьмого – дедуля. Мы не желали вам зла.
– Да и не причинили, – опять захихикал Енси.
– Мамуля шлет извинения и спрашивает, что делать с останками. Я должен отвезти тачку домой.
– Увози их. Мне они не нужны. Туда им и дорога, – отмахнулся Енси.
Я сказал «ладно» и собрался в путь. Но тут он заорал, что передумал. Велел свалить трупы с тачки. Насколько я понял из его слов (разобрал я не много, потому что Енси заглушал себя хохотом), он намерен был попинать их ногами.
Я сделал как велено, вернулся домой и все рассказал мамуле за ужином – были бобы, треска и домашняя настойка. Еще мамуля напекла кукурузных лепешек. Ох и вкуснотища! Я откинулся на спинку стула, рассудив, что заслужил отдых, и задумался, а внутри у меня стало тепло и приятно. Я старался представить, как чуйствует себя боб в моем желудке. Но боб, наверно, вовсе бесчуйственный.
Не прошло и получаса, как на дворе завизжала свинья, как будто ей ногой наподдали, и кто-то постучался в дверь.
Это был Енси. Не успел он войти, как выудил из штанов цветной носовой платок