– Я никогда не верил в силу колдовства, но теперь готов поверить во что угодно! Эти негодяи заманили нас в ловушку и перебили всех моих спутников. Я спасся чудом – меня просто не было на стоянке, когда произошло нападение. Враги забрали и тиртское золото, и свитки. Мне пришлось идти пешком – и, должен сознаться, я заблудился…
– Сколько времени ты один?
– Уже пять дней. Или шесть. Я так измучился, что сбился со счёта.
– Значит, эти негодяи теперь далеко?
– Даже не представляю, где именно. Ведь я горожанин, в Мигенах никогда не был и совершенно потерялся. Можно ли мне теперь узнать, где я нахожусь?
– Можно. Мы в двух днях пути от Мигарты. И, если честно, не представляю, как ты мог этого не понять. С любого холма отлично виден Ордон, видны и пики Западного кряжа. Чтобы не суметь выйти из Миген, нужно вовсе не знать, что представляет из себя Ликея.
– Наверное… Но, господин колесничий, я гипарей и только десять лет назад покидал город, когда участвовал в Первом Тиртском походе…
– Либо ты колхидорец, шпион, который заблудился в нашей стране лишь потому, что никогда прежде не жил под сенью великого Ордона.
– Господин колесничий, неужели ты мне не веришь? Но ведь…
– И который, – продолжал Лот-Хартус, – даже не знает, что волею славного нашего государя Эттерина отныне нет среди его граждан никаких гипареев, и все мы, находящиеся в его власти, отныне именуемся просто ликеянами – без каких бы то ни было различий по чистоте крови.
– Что? Прости, господин, я, должно быть, ослышался…
– Уведите его, – приказал Лот-Хартус охранникам, – и распорядитесь держать под строгим надзором. Я решу его судьбу после.
Оборванный копьеносец ещё пытался что-то сказать, но солдаты подхватили его под локти и уволокли.
– Что скажешь? – обратился Лот-Хартус к своему секретарю.
Тот отложил пергамент с записью допроса и сказал:
– Сдаётся мне, он говорит правду. Колхидорский шпион никогда бы не потерялся, ведь не могли же его отпустить в Ликею, даже не показав карты! Только идиот из городской стражи способен не сообразить, куда идти, видя великий Ордон.
– Осторожнее со словами, друг мой, – улыбнулся Лот-Хартус. – Если всё так, получается, что ты оскорбляешь достоинство копьеносца!
– Он сам – оскорбление самому себе, – парировал секретарь.
Это был худощавый и проворный парень лет чуть за двадцать, ещё пару лет назад бывший безродным бродягой, не помнящим (или, вернее, скрывающим) своё имя и отзывающимся на прозвище Шило. Даже благодаря связям колесничего его не сразу удалось внести в списки граждан и принять на военную службу солдатом. Где-нибудь в Пар-Ликее это удалось бы провернуть без труда, но на перевале Геманд строго следили за чистотой рядов.
Зато этот Шило знал все колхидорские и северные наречия и отлично считал, даже