После дождя и в дождь особенно хорошо торгуют обувью.
В одну из палаток удалось затащить чиновника в сильно поношенной шинели. Его долго рвали пополам два торговца – один за правую руку, другой за левую.
За два рубля чиновник покупает подержанные штиблеты, обувается и уходит, лавируя между лужами.
Среди торговцев – спор:
– Не дойдет!
– Дойдет!
– На пару пива?
– На скольки?
– На четверть часа.
– Пошло.
– Нет, бриться идет!
Чиновник уселся на тумбу около башни. Небритый и грязный цирюльник мигнул вихрастому мальчишке, тот схватил немытую банку из-под мази, отбежал, черпнул из лужи воды и подал. Здесь бритье стоило три копейки, а стрижка – пять.
По утрам, когда нет клиентов, мальчишки обучались этому ремеслу на отставных солдатах, которых брили даром. Изрежет неумелый мальчуган несчастного, а тот сидит и терпит, потому что в билете у него написано: «бороду брить, волосы стричь, по миру не ходить». Через неделю опять солдат просит побрить!
– Ну, недорезанный, садись! – приглашает его на тумбу московский Фигаро.
Я любил останавливаться и подолгу смотреть на эту галдящую орду, а иногда и отдаваться воле зазывал.
Идешь по тротуару мимо лавок, а тебя за полы хватают.
– Пожалте-с, у нас покупали!
Тащат и тащат. Хочешь не хочешь, заведут в лавку. А там уже обступят другие приказчики: всякий свое дело делает и свои заученные слова говорит. Срепетовка ролей и исполнение удивительные. Заставят пересмотреть, а то и примерить все: и шубу, и пальто, и поддевку.
– Да ведь мне ничего не надо!
– Теперь не надо. Опосля понадобится. Лишнее знание не повредит. Окромя пользы, от этого ничего. Может, что знакомым понадобится, вот и знаете, где купить, а каков товар – своими глазами убедились.
Шумит зазывала на улице у лавки. Идет строгая дама.
– Сударыня! У нас покупали. Для супруга пальто, для деток поддевки-с…
Дама гордо проходит мимо. Тон зазывалы меняется.
– Сударыня, сударыня! Из брюк чего-нибудь не желаете ли!.. – кричит ей вдогонку при общем хохоте зазывала и ловит новых прохожих.
А какие там типы были! Я знал одного из них. Он брал у хозяина отпуск и уходил на Масленицу и Пасху в балаганы на Девичьем поле в деды-зазывалы. Ему было под сорок, жил он с мальчиков у одного хозяина. Звали его Ефим Макариевич. Не Макарыч, а из почтения – Макариевич.
У лавки солидный и важный, он был в балагане неузнаваем с своей седой подвязанной бородой. Как заорет на все поле:
– Рррра-ррр-ра-а! К началу! У нас Юлия Пастраны[7] —двоюродная внучка от облизьяны! Дыра на боку, вся в шелку!.. – И пойдет и пойдет…
Толпа уши развесит. От всех балаганов сбегаются люди «Юшку-комедианта» слушать. Таращим и мы на него глаза, стоя в темноте и давке, задрав головы. А он седой бородой трясет да над нами же издевается.