В Принстоне Берберова читала разнообразные курсы, включая историю русского романа от «Анны Карениной» до «Доктора Живаго», поэтику и технику поэтического перевода, но особенно популярными, по воспоминаниям Малмстада, были ее курсы по русскому символизму и эмигрантской литературе, последний из которых предлагали в то время еще только в Гарварде240.
Составляя программу, Берберова руководствовалась собственными пристрастиями, и о творчестве иных крупных литераторов (например, М. А. Алданова) не считала нужным упоминать ни словом. Однако отсутствие систематичности с лихвой окупалось тем, что могла предложить студентам только Берберова. Обсуждение текстов Гиппиус, Белого, Ремизова, Цветаевой, Набокова, Бунина она перемежала рассказами об этих писателях, большинство из которых близко знала. Иные из вошедших в «Курсив» историй можно было услышать на лекциях Берберовой еще задолго до выхода книги.
В своем курсе по русскому символизму она старалась уделять как можно больше внимания Андрею Белому, в то время очень мало известному на Западе241. В результате трое аспирантов Берберовой, включая Малмстада, выбрали в качестве тем своих диссертаций творчество Белого. После защиты Малмстад продолжил свои штудии, и именно его достижения в этой области дали основания говорить о важнейшей роли Берберовой-преподавателя в развитии американского «беловедения».
Берберова щедро делилась со своими студентами не только знаниями, но и временем. «Она имела очень приятную привычку – приглашать учеников к себе на ланч, на ужин», – вспоминает Малмстад [Малмстад 2010: 146]. Конечно, получать подобные приглашения было привилегией избранных, тех, кто Берберовой был особенно симпатичен и интересен. Эту компанию она собирала у себя в каждый День благодарения, сама готовила индейку и все остальное, чему полагалось быть на праздничном столе. О традиционных пирах у Берберовой в День благодарения говорится и в очерке Чансес [Chances 1996: 17].
Берберова проработала в Принстоне с осени 1963-го по весну 1971-го. По закону ей полагалось выйти на пенсию в шестьдесят восемь лет, то есть еще в 1969 году, но начальство сделало для нее исключение, разрешив работать почти до семидесяти. Все это время Берберова пыталась убедить себя и других, что она очень рада такой перемене в собственной жизни, что она сможет наконец отдохнуть, а также приступить к нескольким задуманным проектам.
Но в реальности дело обстояло иначе. Уход на пенсию Берберова,