– Свободно!
Томми не зашёл внутрь. Что ему надо? Может, за углом меня караулят Питер и Мохаммед?
Я отпустил дверь и пошёл прочь.
– Подожди, – сказал Томми.
Я подумал, не побежать ли. Но если Томми задался целью поймать меня, мне не скрыться. Бежать бессмысленно. Будет только хуже.
– Пошли со мной. – Томми завернул за угол туалета. Я последовал за ним. Здесь нас никто не увидит. Нехороший знак. Я огляделся по сторонам и даже взглянул на крышу: вдруг там лежат парни и собираются спрыгнуть вниз и наброситься на меня.
Томми не злился, как обычно, и глаза у него не горели дикой яростью. Он растирал плечо кулаком. Наконец он сделал глубокий вдох. Сейчас всё случится, подумал я, в ожидании того, как похолодеет моя переносица, а всё лицо начнёт покалывать. Я уже много раз испытывал это и знал, что такое получить удар в лицо. Помнил розовые точки, которые начинают плясать на внутренней стороне век…
– Папа вчера видел тебя, – сказал он.
Я удивился: о чём это он?
– Ты спрятался под барной стойкой и шпионил за кухней.
– Я был на юбилее бабушки, – ответил я.
– Если ты думаешь, что кража картин – это игра, ты ошибаешься.
Кража картин?! А они здесь при чём? Я прикинулся дурачком. Я не хотел спровоцировать Томми, но и понятия не имел, что его может вывести из себя.
– Папа говорит, что ты, Лина и Али играете в детективов и пытаетесь распутать это дело, – сказал Томми. – Но это работа полиции.
– Я ничего не знаю о краже картин, – сказал я. – Я был во «Дворце» на юбилее моей бабушки. Если хочешь, можешь спросить у мамы.
Внезапно Томми локтем прижал меня за горло к стене.
– А прошлой ночью? – прошипел он.
– Когда… когда это? – я почти не мог говорить.
– Можно подумать, вы просто искупались в бассейне, – фыркнул он.
– Мы просто хотели подразнить тебя, – выдавил я.
– Такие отмазки вам не помогут.
Локоть у него оказался как каменный. Я не мог дышать.
– Отпусти, – прохрипел я, – отпусти, отпусти.
Он убрал локоть, и я повалился на жёлтую траву.
– Похитители картин – опасные люди, – сказал Томми. – Держись от них подальше!
Мама врёт
Когда я явился домой к ужину, меня всё ещё потряхивало. Папа жарил гамбургеры на веранде. Он был занят своим делом и даже не поздоровался. В последнее время такое случалось нередко, иногда папа полностью уходил в себя: я мог кричать ему, но он не отвечал, а продолжал бродить по дому, наводить порядок, пылесосить, вытирать пыль, относить вещи в подвал…
Гриль – это папина епархия. Дым от жарки поднимался вверх над его головой. Мама готовила на кухне салат. Я накрыл стол на улице и раскрыл зонтик. Солнце жарило нещадно.
Пока мы ели, все молчали. Родители таращились в свои тарелки и отправляли вилками еду в рот. Я тоже ничего не говорил. Я думал о Томми. И о девочке. И о папе Томми. Я не понимал, почему Томми так странно себя повёл. У меня очень болела шея после того, как он локтем прижал меня к стене туалета. Мне