Кажется, что любовь постоянно сокрушается грехом. Любая попытка делать добро, похоже, барахтается на мелководье эгоизма. Вот типичный пример, иллюстрирующий обычную трагедию благих, но все равно эгоистичных усилий любить.
Моя жена Ребекка и наша старшая дочь Анна втянулись в неприятное обсуждение, касающееся домашней работы Анны. Я решил вмешаться, чтобы выручить Ребекку и помочь ей выйти из затруднительного положения. Я видел, что она устала от этого обмена взаимными упреками, поэтому я вскочил на своего белого коня и, как рыцарь в сияющих доспехах, вступил в битву. Через несколько минут я превратил неприятное, но мягкое обсуждение в игру по крупному, в эмоциональное побоище, которое только усилило гнев и чувство отверженности у Анны.
Когда Анна отказалась серьезно отнестись к моим тревогам и заботам (ничто не может больше рассердить родителя, чем ощущение, что им пренебрегают), мое раздражение значительно возросло. Чем больше я сердился, тем больше замыкалась в себе Анна. Я кричал все громче, а гнев моей жены перешел на новый уровень. Вскоре моя дочь была в ярости, а моя жена смотрела на нас обоих с отвращением. Я еще больше рассердился из-за реакции Ребекки и был вне себя от пренебрежительного отношения Анны. После очередной демонстрации детского норова я пулей вылетел из комнаты. Акт первый закончен. Предстоял акт второй.
Вскоре я понял, насколько глупо я себя вел. Я решил извиниться. Я подошел к комнате Анны, и моя жена спросила: «Ты собираешься продолжать в том же духе?» Она была не права, делая мне колкие замечания, но, конечно же, у нее были для этого основания. Вместо того чтобы принять ее сердитый упрек, я огрызнулся на нее за пару секунд до того, как войти в комнату Анны. Анна слышала недоброжелательный разговор между мной и Ребеккой. Когда я вошел в ее комнату, она спросила: «Ты и мама ссоритесь из-за меня? Вы собираетесь разводиться?» Я был обличен, пристыжен и опечален своим грехом. Я так старался помочь жене и дочери. Подъем занавеса перед началом третьего акта.
Внутри меня происходила настоящая борьба по поводу того, вмешиваться ли мне вообще в семейные конфликты. Если я приношу такой вред, намереваясь сделать добро, зачем вообще стараться любить? Я чувствовал себя неудачником, человеком, который испортил все своими благими намерениями. Проблема, однако была гораздо хуже, чем просто мои благие намерения. Я был убежден, что моя семья будет потрясена моим мудрым и властным вмешательством. Я был уверен, что моя дочь, глубоко тронутая, займется домашней работой с еще большим рвением, чем можно было бы ожидать от меня, когда я убираюсь у себя в гараже. Я был искренен в своих намерениях, но поступил неправильно.