Правда, это запрещение выглядело несколько странно. Император Траян определил принадлежность к христианской общине как преступление, заслуживающее смертной казни. Но вместе с тем он запретил принимать доносы на христиан, а казнить их велел исключительно по личному заявлению. И хотя такие добровольные мученики находились, физически христианство, за исключением отдельных кратковременных периодов жестоких гонений, развивалось беспрепятственно. Уже в середине II в. христианский философ Юстин вел открытый диспут с представителями эллинской философии, возражая против политеизма.
Через сто лет число христиан увеличилось настолько, что они заняли все места в школах, судах, рынках, легионах, оставив язычникам только храмы. Так сложилась новая целостность, именовавшая себя «этнос по Христу».
В 312 г. цезарь Галлии, Константин, в борьбе со своими соперниками оперся на христиан, гарантировав им веротерпимость: Миланский эдикт 313 г. Затем в Никее в 325 г. состоялся собор, который окончательно превратил Римскую империю в христианское царство.
Далеко не все римляне приняли новое вероисповедание и, что важно, новый стереотип поведения. Жители западных провинций и даже Италии сохраняли веру в старых богов.
Эти области без труда были захвачены, а жители покорены. А активная часть у себя на родине, на Востоке, обрела новую энергию, утраченную задолго до римского завоевания, и сумела отстоять не только свои границы, но и распространиться за их пределы.
Однако это распространение было несколько необычно. Это было не завоевание, не промышленное овладение, не навязывание чужой культуры народам – а трансплантация, распространение своего мировоззрения далеко за пределы государственных границ. Византийцы обратили в православие кельтов Ирландии и воинственных горцев Аксума (ныне Абиссиния). Сирийские монахи проникали до Китая и хотя не удержались в самой Срединной империи, но превратили в христиан часть кочевников Монголии и Туркестана.
Македонские и греческие монахи приобщили к своей культуре и религии свирепых славян Балканского полуострова и побережий Днепра и Дона, русов и алан. Крошечная Византия превратилась в суперэтнос мирового значения.
Но как пар, вырвавшийся из котла, где он находился под огромным давлением, так и пассионарная энергия, распространившись вокруг, потеряла силу своего натиска. Если в IV–VIII вв. внутри самой Византии горели страсти и люди спорили о природе воплощения, об ипостасности, о том, следует ли уважать искусство, почитать иконы или оставить живопись как второсортное занятие, то уже в IX в. 20-миллионное население империи охладело к интеллектуальным проблемам и предпочитало роскошную жизнь в самом богатом городе тогдашнего мира – Константинополе.
Но культура имеет свою инерцию. Пассионарность, имевшая накопления – храмы, библиотеки, армию, судопроизводство – обеспечивала этнической системе Византии видимое процветание. Но ему мешало прогрессивное