– Это ты, – она сердито сощурила глаза, – это всё ты виновата. Ты виновата в том, что он уехал! Ты! Слышишь ты!! Ты не уберегла их ты! Твоя вина во всем, только твоя! Ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу! – выкрикнула она и разразилась в рыданиях.
В это время Евгений обнял её, а нам дал знак, чтобы мы ушли.
Понимая, что он прав, и ей нужно сейчас побыть без нас, мы вышли из квартиры.
***
Прошла неделя с той страшной аварии, в которой погиб мой муж, а мой сын так и находится в реанимации в стабильно тяжёлом состоянии. И никто не давал никаких гарантий.
– Теперь мы можем только ждать. – Ответил доктор на очередной мой вопрос о состоянии Вани.
Ждать, какое это оказывается страшное слово. Раньше никогда не придавала этому значения. Ну, казалось бы, что тут такого подождать? Пустяки. Но когда к ожиданию приравнивается неизвестность, становится очень страшно.
Я всякий раз вздрагиваю от телефонного звонка. А когда вижу номер больницы, меня охватывает дикий страх.
Что же тогда произошло? Почему Юра так внезапно забрал Ваню и поехал с ним в неизвестном направлении да ещё с этим Михалёвым. Можно было бы спросить ещё раз у Антонины Викторовны, может Юра ей что-то говорил вскользь, да она тогда значения не придала. Но только после смерти сына, она стала сама не своя. И если в тот день, когда я ей сообщила эту страшную новость, она кричала и обвиняла меня, то потом просто молчала. Молчала и плакала. На похоронах Юры она была словно тень, она постарела лет на десять. И я её прекрасно понимаю, хотя мой сын жив и у меня есть надежда. И я этой надеждой живу, дышу, пока мой сыночек борется за жизнь. А у неё этой надежды нет, и Юра уже никогда не очнётся.
Я несколько раз пыталась пойти с ней на контакт, но она упорно игнорирует меня. Она замкнулась в себе и никого не подпускает. Она за все эти дни даже о Ване ни разу не спросила.
А я всё своё свободное время стараюсь проводить с сыном. Уговорив доктора, я сижу у кровати сына часами, разговариваю с ним, читаю сказки. А когда накрывает отчаяние, просто умоляю проснуться, надеясь, что он всё слышит. И мой малыш, зная, что мама рядом, будет бороться за жизнь.
– Ванечка, сыночек мой, – шепчу я ему, держа за маленькую ручку, – живи, слышишь, солнышко моё, живи. – Прошу я сына, а из глаз ручьями льются слёзы, – мама рядом с тобой, слышишь, малыш, я рядом. И больше никому тебя не отдам.
Я надеюсь, что Ванюша меня слышит, и будет бороться за жизнь, зная, как он мне нужен и как сильно я его люблю.
– Как он? – спросила Зоя, когда я вышла из реанимации.
– Всё так же, без изменений. – Тяжело вздохнула я.
– Тебе бы домой съездить, переодеться, отдохнуть. – Посоветовала мне подружка. – Ты как тень ходишь.
– А если он в себя придёт? – я посмотрела через стекло на сына, увешанного проводами и датчиками, которые монотонно отсчитывали удары его сердечка.
– Если он очнётся, тебе сообщат. – Ответила Зоя. – Поехали домой, тебе, правда, нужно отдохнуть. Ты сыну здоровая и отдохнувшая нужна.
– Может ты и права. –