Ведь она была все-таки кровное дите старой ворожеи и не была же виновата в том, что родилась таким уродом.
Сирра спешила под защитой ночи к своему дому. Она подошла к двери и тронула за ручку – дверь поддалась – она не была заперта.
Это было удивительно в такой ночной час! Старой Кадиджи, казалось, не было еще дома.
Сирра вошла в темные сени и снова заперла за собой дверь на замок.
Несчастному созданию стало больно и как-то особенно грустно, так что с минуту она простояла неподвижно – она была в родительском доме! Но как оставила она его? Она знала все, что случилось! В то время, как она не могла шевельнуть ни одним членом, она была в состоянии слышать! И какие мучения вынесла она именно от этого, она слышала и знала, что ее похоронили заживо, чтобы только наконец избавиться от нее, и в то же время не могла ни двигаться, ни обнаружить какого-нибудь признака жизни!
Теперь она была жива, она была спасена каким-то чудом – каким? Она не могла сама себе объяснить!
В доме царила могильная тишина. Сирра прокралась к двери того покоя, где были заключены Реция и Саладин.
– Реция! – позвала она тихим голосом. – Здесь ли ты еще? Это Сирра зовет тебя!
Ответа не было.
– Реция! – закричала она громче.
По-прежнему все было тихо.
В эту минуту одинокой Сирре послышались приближающиеся с улицы к дому шаги.
Быстро толкнула она дверь, которая также оказалась незапертой – Реции и Саладина там больше не было. Тогда Сирра решилась идти искать их. Но в ту самую минуту, когда она хотела схватиться за ручку двери, последняя была уже отворена снаружи.
Старая Кадиджа возвращалась домой. У нее был с собой маленький фонарь, так как она не любила ходить в потемках.
Черная Сирра спряталась в угол за дверь – случайно очутилась она на том же месте, куда старая Кадиджа бросила тогда ее как мертвую.
Старуха, в веселом расположении духа, как только вошла в дом, снова заперла дверь – но едва захлопнула ее, как при слабом мерцании фонаря заметила умершую, давно схороненную Сирру.
Глаза ее остекленели, члены тряслись, как в лихорадке, и ужас был так велик, что она не могла сойти с места.
Сирра не шевелилась, но глядела на мать взглядом, исполненным скорби и укора.
– Это ты? – произнесла, наконец, Кадиджа с трудом. – Ты пришла получить свою руку – я знала это наперед, – при этих словах Сирра невольно подняла высоко, как бы с немым укором, остаток руки.
Старая гадалка отшатнулась.
– Ты получишь ее – не я взяла ее у тебя! – вскричала она хриплым, трепещущим голосом. – Не я, Лаццаро принес ее мне!
– Я знаю все! –