Генерал Боровский ночью продолжал движение, и на рассвете 29 июня авангард 3-й дивизии – улагаевский пластунский батальон и броневик «Верный» – уже по высохшей дороге подошел к станице Успенской.
Большевики окопались на буграх в версте от станицы. Пластуны развернулись и залегли. Броневик остался стоять на дороге. Невидимая за горой красная батарея стала назойливо обстреливать нас шрапнелью. Разрывы ложились близко, а в открытой степи укрыться было негде.
– Долго ли мы будем изображать собою неподвижную мишень? – сказал я командиру пластунского батальона. – Давайте пойдем в атаку.
– Приказано ждать подхода Партизанского полка, а впрочем, если вы пойдете вперед, то и я – за вами.
Броневик был встречен сильным ружейным огнем, но дорога была свободна и не перекопана; едва броневик «Верный» поравнялся с окопами, часть красных подняла руки и закричала:
– Мы – мобилизованные кубанцы…
– Идите навстречу вашим станичникам, – ответил я, указывая им на быстро приближающиеся цепи пластунов.
Влево, в полутора верстах от станицы, на выгоне стояли два орудия – красная батарея. «Верный» повернул на нее. Батарея переменила шрапнель на гранату, и снаряды стали ложиться все ближе и ближе. Атаковать батарею в лоб было бессмысленно, и я уже думал повернуть в станицу, чтобы обойти батарею с другой стороны.
Однако снаряды красных начали вдруг делать все больший и больший перелет. Очевидно, большевики от волнения забыли уменьшить прицел. «Верный» пошел прямо на батарею. Когда он был шагах в трехстах, красные артиллеристы подали передки. Было жаль, но пришлось открыть огонь по передним уносам. Запряжки тотчас остановились, а номера и ездовые бросились бежать.
Мы – я и со мною два пулеметчика – выскочили из броневика, повернули орудие на 180 градусов и быстро заложили снаряд. Я стал за наводчика и дернул за шнур. Граната разорвалась в версте от орудия. Я посмотрел на прицел – 27. Предположение оказалось верным: у большевиков не хватило пороху – вместо того чтобы поставить прицел 10 и спокойно подпустить броневик на 400—500 шагов и наверняка его подбить, они открыли беглый огонь больше чем за версту.
Я переменил прицел и открыл огонь по убегающим большевикам шрапнелью. Но в это самое время над нами разорвалась батарейная очередь, за ней вторая и третья. Как потом оказалось, стреляла корниловская батарея, и надо отдать справедливость, стреляла очень умело. Пришлось спешно прятаться кому под зарядный ящик, кому под машину. Шофер схватил трехцветный флаг и стал им махать с крыши броневика. Стрельба прекратилась.
Через несколько минут на легковом автомобиле, невзирая на отходящие цепи красных, примчался генерал Боровский. Он поблагодарил за взятые пушки, упрекнул за подбитых артиллерийских лошадей и сказал:
– Раз в тылу красных стоит и стреляет батарея, значит, это батарея противника и ее нужно привести к молчанию. Вам обижаться не приходится…
Я и не обижался.
Рассвет 1 июля. На степном