Еще с десяток новых «Да», рисовавших в воображении картину жизни дружелюбной домашней крошки с бантиками и бабушкиными пирогами. Наивные школьные надежды, первые попытки пообщаться с ребятами – и резкое, обидное прозвище в ответ. Толчки и смех, равнодушие недалекой, задавленной собственными проблемами учительницы, объявленный без причины бойкот, ненависть стаи озлобленных зверенышей, растянувшаяся на долгие годы… Конечно, у Юлечки были подруги – такие же «отверженные», как она. Но от того, что травля касалась не ее одной, легче не становилось. Вопрос о смене места учебы не стоял – бабушка вскоре умерла, родители работали и не могли провожать дочь на занятия, а до злополучной школы было рукой подать…
– Юлечка, помнишь, ты рассказывала мне о том случае, зимой, на горке? – Гений немного отошел от девушки и замер, сосредоточенно поглаживая подбородок.
– Да.
– Расскажем остальным?
– М-м-м… да.
– Вы катались на горке в каникулы, ты и твои одноклассники. Было весело, они, казалось, подобрели.
– Да, так.
– И ты даже забыла об их поведении, решила их простить?
– Да.
– А потом вы все кубарем скатились вниз, барахтались в снегу, и ты в шутку стянула шапку с одного мальчика.
Даже теперь, когда мой убаюканный разум был не в силах работать хоть сколько-нибудь ясно, я уловила напряжение, вмиг сковавшее фигурку на сцене. Гений не сводил с Юлечки глаз, контролируя ее состояние. И я, искренне переживая за девочку и с волнением ожидая кульминации, верила психологу: он явно знал, что делал.
– И тогда он сказал… Юлечка, не бойся, повтори, что он сказал.
– Я… Я не помню.
– Не волнуйся, так нужно. Я – рядом. Здесь ты можешь не бояться. Он сказал…
– Не знаю…
– Знаешь. Дыши, как мы договаривались, вдох-выдох, вдох-выдох. Надо избавиться от напряжения. Так, умница… Вдох-выдох. Горка, зима, снег. Вы веселитесь.
– Да.
– Тебе кажется, что вы подружились.
– Да.
– И тут мальчик… Ты помнишь, что он сказал.
Последняя фраза прозвучала не вопросительно – утвердительно. Юлечка задышала часто, словно что-то нестерпимо терзало ей грудь. Хрупкое тельце вдруг тряхнуло, словно освобождая из невидимых тисков, блеклые серые глаза распахнулись, а изо рта громко, с убийственным самоуничижением вырвалось:
– «Пошла вон, толстая корова!» Вот что он сказал, тот мальчик… Пошла. Вон. Толстая. Корова. Обо мне. Обо мне!!!
Юлечка