Несмотря на это, до сих пор не предпринимались попытки психологического анализа феноменов российской эмиграции во Франции[2]. Одна из причин: русские никогда не заявляли о своих проблемах вовне, являясь самой молчаливой и загадочной эмиграцией в истории Франции.
Тот факт, что современная русская эмиграция во Франции малочисленна, является особо привлекательным для исследователя, ориентированного на глубокий качественный анализ проблем и восстановление картины в целом, а не на сбор холодных статистических данных.
Посмотреть, как адаптируются российские семьи в условиях западных стран – это своего рода социологический трюк, исследовательская уловка, направленная на то, чтобы обогнать время и понять, что делать нам с нашими детьми здесь в России, в условиях резких и быстрых социальных изменений. В каком-то смысле мы все оказались в эмиграции в своей собственной стране. Детей российских граждан[3], выехавших в развитые страны, и наших детей, объединяет «советское прошлое» окружающих их взрослых, прежде всего их родителей. Эмиграция – это шаржированный образ нас самих, зеркало для социальных процессов и психологических эффектов, в которые погружены мы здесь, но которые трудно отрефлексировать. Эмиграция – это один это один из «кризисных», латентных сценариев, в рамках которых живет среднестатистический россиянин. Еще поколение назад, в период закрытости и идеологической монотонности, только продвинутая часть интеллигенции видела в эмиграции и диссидентстве способ ухода от жизни в ситуациях, требующих от них обязательного подчинения и стереотипности суждений – качеств, с которыми меньше всего сочетается свободолюбивая мысль интеллектуалов. Однако публичная демонстрация своей оппозиции, наиболее выраженная в эмиграции, была и своего рода поэтическим эпатажем, акцией, направленной на то, чтобы привлечь к своей персоне внимание и увеличить популярность, в которой нуждается всякий писатель или поэт. Об этом, например, говорил в одном из своих интервью известный поэт-авангардист Дмитрий Пригов. У политической, диссидентской эмиграции есть этот эстетический заряд отстранения и самолюбования, который для многих был и высшей точкой самоидентификации. Почти оргазмическое наслаждение от видения своего красивого изображения и неистовое желание убедить в этом других. Образ Нарцисса и русская эмиграция в Париже – эта та тема, которую я настойчиво пыталась обойти, хотя, безусловно, это существенный