Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки. Илья Ильф

и написанное потребовал. А в магазине что‐то крутят. – Вам, – спрашивают, – какие? Штучные?

      – Вы мне не крутите, – отвечаю. – Не штучные, а брючные!

      – Как хотите, – говорят. – Мы только поинтересовались, потому что штучными называются те, которые в полоску.

      Показали. Но у меня в голове весна колесом ходит, и я отверг, дерюга! Мне поинтеллигентнее!

      Показали.

      – Дерюга! – говорю.

      Они обижаются:

      – Простите, но у нас – на полное подобие «Мюр-Мерилиза», а вы такие шарлатанские слова.

      А я от воздуху прямо демон стал.

      – Подлизу вижу, а Муура на него не хватает.

      Заварилась крутая каша. Уже подплывает милицейский тип и по просьбе Муур-Подлизы берет меня за руку.

      – Стыдно, – говорю я ему в восторге, – сами вы еще поросенок, а смушковый берет на голове носите! Почему, морда, не встречаешь весну в штанах И. Лапидуса?

      Тип только пуговицами заблескотал и сразу сделался официальный.

      – Нам, – говорит, – такого приказа не вышло. Вы за это пострадаете и весну не в штанах встретите, а в строжайшей изоляции. Извозчик, в 146‐е отделение!

      – Позвольте, – умоляю, – сделать заявление. Я, может быть, от одного воздуха пьяный!

      – Смотря где дышали, – смеется тип в пуговицах.

      Вот и все. Небеса на дыбах ходят, тротуары блестят, как сапоги, воробьи кричат «дыр-ды-ра», а меня везут в 146‐е отделение на верный протокол.

      До чего человеку опасно весной по улице ходить!

1924

      Беспризорные

      Ветер кроет с трех сторон. Сугробы лежат крепостным валом. Метель рвет и крутит снежным пухом и прахом. Улица мертвеет.

      Мимо окаменевших извозчиков бредет закутанная в невообразимое барахло (семь дыр с заплатками) маленькая фигурка.